Иван Никитчук - Мятущаяся Украина. История с древнейших времен

Атака и сопротивление обоих войск были жестокими и превышали всякое представление. Лянцкоронский знал, какое мщение ждет его от казаков за преступление, которое совершено его вероломством и предательством гетмана Павлюги и казацкой старшины, а потому сопротивлялся отчаянно. А казаки, держа в памяти недавно виденные ими на позорище в городах отрубленные головы своих побратимов, были злые на поляков и Лянцкоронского и поэтому атаковали противника с невероятной жестокостью, похожей на что-то страшное и нечеловеческое. Наконец, сделавши залп из всех мушкетов и пушек и напустив дыма, который почти все скрыл от взора, пошли и поползли казаки на польские укрепления с удивительной отвагой и бесстрашием. Ворвавшись в их лагерь, ударили пиками и саблями, уничтожая все на своем пути. Крик и стон человеческий, треск и бряцание оружия напоминали какую-то все уничтожающую грозу. Поражение поляков было повсеместным и самым губительным. Они оборонялись саблями, не успевая набивать мушкеты и пищали. Пятясь к реке Старице, здесь они падали и топились целыми толпами. Их гетман Лянцкоронский с лучшей, но немногочисленной конницей вовремя бросился в реку и, переплыв ее, пустился в бега, куда кони несли.

Табор польский с огромной добычей, которая состояла из артиллерии и всяких других полезных вещей, оружия и запасов, достался казакам. Казаки после этой славной победы поднимали руки к небу и благодарили бога за нее, который вступился за них, за невинных и непрерывно преследуемых. Потом, отдавая надлежащее человеческое, похоронили тела убитых. Польских убитых было 11 317, а казаков 4727 человек, и среди них был убит и советник гетмана Гуня. Совершив похороны, гетман погнался за Лянцкоронским, догнал его в местечке Полонном, где тот дожидался помощи из Польши, намереваясь атаковать замок, в котором Лянцкоронский спрятался. Но атака не состоялась. К казакам навстречу вышла из замка церковная процессия с крестами, хоругвями и русским духовенством, которая предложила мир от имени гетмана Лянцкоронского и от всей Польши, просили и заклинали богом гетмана Остряницу и его войско, чтобы они согласились на мирные предложения. После долгих совещаний, проведенных с обеих сторон, собрались в церкви представители от обоих гетманов и написали трактат вечного мира и полной амнистии, по которой предавалось забвению все прошлое, подписали его с присягой на Евангелии о вечном сбережении написанных артикулов и всех прав и привилегий казацких и общенародных. Казаки по простоте душевной и доброте в очередной раз поверили в добрые намерения польской шляхты. С этим и разошлись войска по своим домам.

Гетман Остряница, разослав свои войска часть по городам и гарнизонам, остальных по своим очагам, сам с генеральной старшиной и многими полковниками и сотниками заехал в город Канев, чтобы принести благодарственные молебны в тамошнем монастыре. Поляки, которые всегда отличались непостоянством и вероломством, остались верны себе и на этот раз по отношению к трактату, подписанному в Полонном, равно как и ко всем предыдущими договорам и трактатам, что у них были с казаками, – то есть только лишь вероломство и презрение. Духовенство их, присвоив себе власть на дела Божьи, считало, что соблюдение присяги возможно только лишь между самими католиками, а с другими народами эти присяги исполнять не обязательно. По этим удивительным правилам, которые сопровождались подлым предательством, узнав через евреев, шпионов своих, о поездке Остряницы со штатом без особой охраны в Канев, здесь же в монастыре его окружили большой толпой войск, которые тайком пришли ночью до самого Каневского монастыря.

Гетман узнал о предательстве только тогда, когда монастырь уже наполнился польскими войсками, и поэтому сдался им без сопротивления. Поляки, связавши весь штат гетмана и самого гетмана, всего 37 человек, положили их на простые повозки. Монастырь и церковь тамошние полностью ограбили и зажгли со всех сторон. Сами с пленниками тайными тропами пошли в Польшу, боясь погони и нападения из городов. Приближаясь к Варшаве, они выстроили захваченных по два вместе связанных и каждому из них накинули на шею веревку с петлей, за которую их вели лошадьми по городу с триумфом и барабанным боем, сообщая народу, что схизматики побеждены и схвачены. Потом казаков закрыли в подземной тюрьме и заковали в кандалы. Жены многих захваченных в неволю старшин, забрав с собой малолетних детей, тоже отправились в Варшаву, надеясь на милость и жалость местной знати. Но они этим только увеличили кровавым тиранам поживу и никак и ничем не помогли. Казаков и гетмана через несколько дней содержания в тюрьме потащили на казнь без всяких судов и разбирательств. Это была первая в мире и в своем роде неслыханная по своей жестокости и варварству среди людей казнь. Потомки вряд ли поверят в такое, ибо никакому дикому и самому изощренному уму не придет на ум подобное изобретение, а приведение его в действие напугало бы самих кровожадных зверей и чудищ.

То зрелище открывала римская процессия с многочисленными ксендзами, которые уговаривали казаков, ведомых на казнь, чтобы они ради своего освобождения от грехов приняли их закон. Но те, ничего им не отвечая, молились Богу по своей вере.

Место казни было наполнено народом, войсками и палачами с их орудием казни. Гетмана Остряницу, генеральных обозных Сурмило и полковников Недригайло, Боюна и Риндича колесовали, им переломали руки и ноги, тянули из них жилы до тех пор, пока они не умерли. Полковники Гайдаровский, Бутрим, Залий и обозные Кизим и Сучевский были пронизаны железными прутьями насквозь и подняты живыми на колья. Полковые есаулы Постилич, Гарун, Сутига, Подобай, Харкевич, Чудак и Чурай, сотники Чуприна, Околович, Сокальский, Мирович и Ворожбит были прибиты гвоздями к доскам, облитых смолою и сожжены на медленном огне. Хорунжие Могилянский, Загреба, Скребило, Ахтырка, Потурай, Бурлий и Загнибеда растерзаны железными крючьями, похожими на медвежью лапу. Старшины Ментяй, Дунаевский, Скубрий, Глянский, Завезун, Косир, Гуртовый, Тумар и Тугай были четвертованы на части. Жены и дети, видя творимую казнь, наполнили воздух криками и рыданиями, но скоро умолкли. Женщинам, за неимоверным зверством, обрезали груди, а самих порубили саблями, их сосками били мужей по лицу, которые были еще живыми. Детей же, которые остались без матерей и ползали вокруг их трупов, спалили всех на глазах их отцов на железных прутьях, под которые подбрасывали жар и раздували шапками и вениками.

Части тел, отрубленные у казненной малороссийской старшины, – головы, руки, ноги, были развезены по всей Малороссии и развешаны на кольях по городам. При этом разъезжали войска польские, которые заполонили всю Малороссию и творили над народом русским что хотели и могли только придумать – всякого рода бесчинства, насилия, грабежи и тиранства, которые не поддавались никаким человеческим понятиям и описаниям. Они несколько раз повторили варшавскую казнь по своей жестокости над несчастными русскими, несколько раз варили в казанах и сжигали на огне детей на глазах родителей, доставляя им самые лютые муки. Наконец, ограбили все русские церкви и отдали их в аренду евреям, а утварь церковную: потиры, дискосы, ризы, стихари и все другие вещи распродали и пропили тем же евреям, которые из церковного серебра сделали себе посуду и украшения, а ризы и стихари пошли на юбки еврейкам. И те перед христианами хвастались, выставляя нагрудники и юбки, на которых видны были отпечатки крестов, ими сорванных. Таким образом Малороссия была доведена поляками до полного разорения и хаоса, что угрожало окончательным уничтожением. Никто из жителей не знал и не был уверен, кому принадлежит усадьба, его родина и сама их жизнь, и долго ли она продлится. Каждый с потерей своей собственности искал опеки то у римских попов униатских, то у евреев, их единомышленников, а своих недругов, и не мог понять, к кому склониться.