Александр Прасол - Сёгуны Токугава. Династия в лицах [litres]

Через два месяца после указа главный информационный щит у моста Нихонбаси известил жителей Эдо, что отныне они имеют возможность лично доводить до сведения сёгуна любую общественно-полезную информацию. Это могли быть предложения по устранению каких-либо недостатков, улучшению городской жизни или факты злоупотреблений должностных лиц. Месячный календарь в то время измерялся не неделями, а десятидневками, поэтому жалобы и предложения принимались по такому же графику, трижды в месяц – по вторым, одиннадцатым и двадцать первым числам с девяти до двенадцати часов.

Жаловаться можно было на затягивание дела в суде, на замеченное за чиновником мошенничество или мздоимство, а также на любой другой общественный непорядок. Разрешалось обсуждать и критиковать работу советников бакуфу и вносить предложения по устранению недостатков, а вот делать предметом апелляции личные интересы, свои или чужие, запрещалось. Ящик для подачи заявлений назывался мэясубако (в то время слово мэясу означало стиль официального ходатайства или жалобы), поэтому писать нужно было ясно и коротко, по пунктам. И обязательно подписываться полным именем с указанием домашнего адреса; анонимные заявления к рассмотрению не принимались. Писать могли все, кроме тех, кто занимал должности в центральном правительстве или провинциальных администрациях, – горожане, крестьяне, безработные самураи. Авторы писем могли рассчитывать на один из трёх результатов: 1) написанное принималось к рассмотрению и изучалось; 2) текст признавался несостоятельным, и письмо с согласия автора уничтожалось; 3) заявление признавалось ложным, и тогда писавшего вызывали в Городской магистрат и объявляли выговор с сообщением по месту жительства.

Жалобы и предложения могли подавать не только жители Эдо, но и приезжие. Если появлялась необходимость вызвать автора в магистрат, ему выделяли деньги на дорогу. В положении о мэясубако особо подчёркивалось, что чиновник не имеет права уничтожать письмо, не сообщив об этом его автору. Если вызванный в столицу жалобщик не являлся, его письмо хранилось несколько месяцев, а затем возвращалось автору.

Ящик с письмами доставлялся непосредственно сёгуну и вскрывался его личным ключом, так что он читал их первым. Это новшество отменило давнее правило, введённое ещё Ода Нобунага и запрещавшее обращаться к правителю через голову непосредственного начальника. До Ёсимунэ некоторые даймё практиковали такой метод обратной связи в своих владениях, но на уровне правительства он был введён впервые.

Некоторые из высказанных горожанами идей были реализованы сразу же после появления новшества. Самая известная среди них – открытие бесплатной больницы для бедняков. Предложение внёс городской лекарь по имени Огава Сёсэн (1672–1760). Восьмой сёгун активно интересовался вопросами медицины и здоровья, поэтому его идею сразу поддержал, и в следующем 1722 году в Эдо открылась больница Коисикава ёдзёсё для одиноких бедняков, за которыми некому было присматривать. Семь штатных врачей из замка Эдо по очереди принимали больных, им помогали двадцать два санитара и сиделки. Для экономии средств младший персонал тоже набирали из числа одиноких пожилых горожан. Из казны бакуфу на больницу было выделено сначала семьсот, а затем восемьсот сорок рё в год; главным врачом стал автор идеи Огава Сёсэн.

Диагностика по пульсу

Для XVIII века больница была уникальной: пациентов принимали на казённое довольствие и выдавали пачку бумажных носовых платков, а в летнее время – защитную сетку от комаров. Лечение и питание предоставлялись бесплатно. Усилиями главного врача условия в стационаре постепенно улучшались, и вскоре число пациентов возросло с первоначальных сорока до ста шестидесяти человек. Сначала лечебница состояла из одного терапевтического отделения, но вскоре добавились хирургическое, глазное, женское, и больница превратилась в госпиталь. Благодаря дотациям из казны площадь плантаций, на которых выращивались лекарственные растения, была увеличена в десять раз.

Поначалу пациенты в больницу не шли. Испокон веков врачи сами приезжали к больным и лечили на дому; о том, что может быть наоборот, никто не знал. В городе распространились слухи, что в больнице не лечат, а проверяют на пациентах новые лекарства, получаемые из растений на плантациях бакуфу . Да и процедура записи на лечение была непростой: пациент должен был представить ходатайство от домоправителя или старшего городской десятидворки, заверенное квартальным старостой, в котором говорилось, что человек действительно болен и не имеет родственников.

Однако первые отзывы больных помогли преодолеть предубеждение, а организаторы провели несколько экскурсий для квартальных старост и авторитетных горожан, убедив их, что в больнице всё серьёзно и без обмана. По настоянию главного врача Городской магистрат упростил процедуру обращения – теперь с личным заявлением можно было идти сразу на осмотр, без предварительных согласований. Максимальный срок нахождения в больнице составлял невероятные по сегодняшним меркам двадцать месяцев, впоследствии его сократили до двенадцати.

Вскоре желающих попасть на лечение стало слишком много, и казна перестала справляться. А затем в ней случился очередной кризис, финансирование сократилось. В 1726 году пятидесятичетырёхлетний Огава Сёсэн передал дело своему сыну и ушёл в отставку. В дальнейшем первая в Японии бесплатная больница для бедняков жила то лучше, то хуже, тем не менее благополучно просуществовала до конца XIX века. С наступлением новых времён она закрылась, а плантация лекарственных растений была преобразована в ботанический сад Токийского императорского университета. В этом качестве она существует и сегодня при факультете естественных наук.

Первая организованная попытка помочь населению в борьбе с болезнями вызвала рост интереса к медицинским знаниям, источником которых служили китайские трактаты. Восьмой сёгун с молодых лет сам занимался приготовлением лекарств, поэтому всячески этому содействовал. После 1630 года в связи с запретом на ввоз иностранной литературы поступление в Японию новых знаний из-за рубежа резко замедлилось. Пятый сёгун Цунаёси этот запрет немного смягчил, разрешив в 1685 году ввозить трактаты по конфуцианству, но с медицинскими знаниями всё осталось по-прежнему. Перелом наступил в 1720 году, когда Ёсимунэ разрешил ввозить любую иностранную литературу, кроме христианской. Более того, распорядился начать изучение голландского языка и поручил учёным конфуцианцам Аоки Конъё и Норо Гэндзё составить первый голландско-японский словарь. Благодаря этому указу Япония сделала первый шаг к знакомству с европейскими знаниями, которые впоследствии стали называть «голландской наукой» ( рангаку ).