Светлана Арро - Русские тайны немецкого Висбадена [litres]

Лет тридцать назад на нашей заскучавшей от правил социализма родине случились фантастические перемены. Точной их даты – ни года, ни дня, ни часа – никто назвать не может. Или у каждого эта дата своя. Людям осточертели лозунги, выложенные белыми крашеными камнями, может быть, кирпичом, вдоль всех железнодорожных путей: народ и партия едины! Надоело это вранье. И вдруг оказалось, что наш гордый Союз Советских Социалистических Республик сдулся, исчез, развалился. А особо злые остряки стали называть его просто совком.

Запертые в течение 70 лет ворота СССР – граница на замке! – открылись! И три поколения российских людей, учивших в школе географию, хотя и знали, что есть на земле другие страны, никогда их не видели. Не имели права видеть. Это было нельзя . Вообще нельзя было любимое государственное слово.

Когда начали засыпать на ходу и клевать носом на заседаниях наши главные руководители, а потом и помирать вдруг один за другим, потому что состарились, народ вдруг развеселился и сказал другое слово: Можно . И страна начала меняться.

В конце 80-х жизнь в Ленинграде взбурлила. Политические дискуссии в домах культуры, открытые споры прямо в трамваях, острые программы по телеящику! Говорилось вслух обо всём, о чём вчера можно было только дома, на кухне. Да и книги стали появляться необыкновенные, вроде тех, которые недавно мы прятали, если доводилось не приобрести, а секретно получить на ночь. Ожесточённые споры сменялись сногсшибательными надеждами. Над новым первым рулевым Горбачёвым посмеивались, в нём сомневались, особенно, когда он начал бороться с пьянством, этот залп по самому святому затрагивал всех, и народ мигом дал отпор, вроде городского фольклора: Водку сделали по восемь, всё равно мы пить не бросим, передайте Горбачу, нам и десять по плечу! Потом оказалось, что смертность от алкоголизма уменьшилась в разы. Дикие очереди за спиртным помню, один раз и меня в эту очередь втравили, потому что на человека по бутылке и всё до семи. А у нас редакционная гулянка. Ох, как все осмелели! До начавшегося хаоса и бандитизма. Обычные граждане опасались по вечерам выходить из дому.

Наиболее любопытные стояли в длинных очередях, чтобы получить загранпаспорт, «вызов» и «визу». Сначала разрешали посмотреть заграницу не всем. Появилась пословица «Еврей – не национальность, а средство передвижения». То же относилось к немцам, грекам, к кому-то ещё. Но раз Можно, то люди стали инициативнее. Чиновники и делопроизводители, выдающие справки, тоже приободрились. Появились молодые продвинутые мажоры, которые помогали купить джинсы и доллары, и за эти деяния уже не сажали в тюрьму. Люди радостно перестраивались, особенно моложёжь.

Мои дети были любопытными и любознательными. Восемнадцатилетняя дочь отправилась в свадебное путешествие в Италию в 89-м году. Сын с женой и маленькими детьми уехал в 90-м. В это время уже меньше веселились. Продуктовые магазины закрывались. Появились продуктовые карточки и громадные очереди в супермаркеты. Закрывались и разворовывались заводы и прочие предприятия. Дети ехали в гости с «вызовами», посмотреть мир. Через год дочка с мужем оказались в немецком городе Висбаден.

В чаду многообещающей и интересной работы я не сразу осознала, что осталась одна. Всё было очень непросто. Моё редакторство в издательстве АН при Пушкинском доме растаяло «по сокращению», и я оказалась без работы. Во время случайной встречи с приятельницей, поэтессой Майей Борисовой, мы разговорились. Она вспомнила мой давний рассказ о том, как я пару лет назад наивно предлагала в Лениздате заявку на книгу об Анне Ахматовой, мне ответили, что для книги Ахматова недостаточно гражданская персона, я возразила. Моя собеседница спросила, не охладела ли я к этой теме, собственно говоря, к давней мечте. Я заволновалась: – Почему спрашиваешь? Какая-то хорошая каша заваривалась. Разговор продолжился на следующий день с Михаилом Александровичем Дудиным, поэтом, героем войны, депутатом и прочее. Поговорили, он спросил, не хочу ли я заняться организацией 100-летнего юбилея Анны Ахматовой? Ничего себе вопрос! Конечно, хочу! Неужели это возможно?!

Дудин предупредил: работы много, и это на весь предстоящий год – с середины 1988 по июнь 1989. Собирать совещания, связываться со всеми творческими союзами, приглашать почётных гостей, готовить научную конференцию, помогать в подготовке открытия музея в Шереметевском дворце! Вопрос зряплаты (словечко Дудина) пока неясен.

Яна всё согласна. Мне привалило невероятное счастье. Через три дня я начала крутиться как белка в колесе организационной работы. Моё рабочее место было… страшно сказать, в диковато называемом Главке, в кабинете всё ещё всесильной М. П. Мудровой, но уже всё-таки потерявшей силу. Многие знали о том, что недавно на предложение провести столетие Ахматовой, Мудрова ответила: «Только через мой труп». Теперь она, вполне живая, не вмешивалась в работу и была неизменно вежлива. А я висела на телефоне Главка и собирала небольшие совещания больших людей. Имя Ахматовой открывало все нужные мне двери. Отказов не случалось. Нигде не приходилось ждать, меня ждали.

Союзы писателей, художников, композиторов, журналистов, только что образовавшийся Фонд культуры, Филармонический зал – все принимали активное участие, включились в подготовку. Какие легендарные личности, с которыми мне довелось познакомиться, входили в юбилейный комитет, собиравшийся каждую неделю! Лев Николаевич Гумилёв, Зоя Борисовна Томашевская, замечательный учёный Константин Азадовский, которого все звали Костей, Нина Александровна Жирмунская, в общем, множество интереснейших людей, воодушевлённых невероятным, ещё вчера абсолютно запретным событием – столетием Анны Ахматовой. После долгих лет травли, шельмования и замалчивания – всё разрешено! Весь культурный или считающий себя культурным Ленинград зашевелился, возликовал, как говорилось, стоял на ушах! Городские власти, ещё старые, раскошелились, показали, что и они не лыком шиты, отвалили денег на юбилейные торжества. Правда, откуда шли деньги, кто их давал и кому, я не знаю до сих пор. Ясно только, что этот праздник культуры был весьма затратным.

Сохранённая мной «Программа юбилейных торжеств, посвящённых столетию Анны Ахматовой» говорит, что ахматовский юбилей в Ленинграде длился 9 (девять!) дней: с 20 по 28 июня 1989 года. Ничего подобного не было ни до него, ни после, когда началась последующая череда юбилеев или праздненств, посвящённых прежним отверженным. Программа включала на все дни для участников, приезжающих из разных мест страны и из-за границы самые разнообразные действа культуры. Насыщенная, даже перенасыщенная программа была выполнена без сбоев. Долю гордости за это разнообразие форума культуры несу и я.