Николай Свечин - Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Для иллюстрации в моих слов приведу крайние биографии нескольких бродяжек из числа сотни мною виденных.

№ 1. Четырнадцати лет его привезли в Петербург и отдали в учение в портерную лавку. Привёз его особый промышленник, занимающийся поставкой мальчиков из деревень в столицу и взимающий за свою комиссию дань с обеих сторон. Отец отдал поставщику последние 25 рублей за устройство сына в Петербурге, а портерщик заплатил 15 рублей за доставку хорошего парнишки. Горько сетовал отец на поставщика за плохое устройство, но поставщик обещал перевести его после на завод, сделать механиком, а пока теперь побудет в партерной. Это «пока» длилось пять лет. Ваня стукнуло девятнадцать. Пора учение прошла… Здоровье испортилось: по колено в воде в подвале он разливал пиво; у него и ревматизм образовался, и хронический кашель. В портерную привезли другого парнишку и Ивану отказали. Служил он недолго в трактире, потом был в больнице, а теперь седьмой месяц «без дела». Бельё сделалось чёрным от грязи, сюртучишко оборвался, сквозь брюки виднеется голое тело, сапожки сваливаются с ног. Как идти наниматься? И место выходило два раза, да поступить нельзя — не берут в таком виде. Справить бы костюм, после выплатить можно, но разве бродяжка имеет кредит у портных? Самый высший кредит — это косушка водки в долг да ночлег в притоне, да и это неохотно. «Как? Как быть»? — ломает он руки. Глаза красные от слез, лицо пожелтело от истощения, руки высохли от голода, а выхода нет и не видно!

№ 2. Отставной асессор. Человек лет сорока. Женат. Имеет двух детей, находящихся у кого-то на «ласковом хлебе». Места потерял два года тому назад. Ищет каких-либо занятий, разумеется, по письменной части. Согласен помогать старшему дворнику в ведении книг, Но дворник сам умеет ставить каракули и обходится без грамотности.

Есть дома, приносящий тридцать тысяч рублей дохода, а у ворот вы всё-таки прочтете записку: «Отъ. Даеца. Фатера. Спрасить дворъника». Зачем купцу-домовладельцу грамотность? Это санитарными правилами не требуется. Не только купцы-домовладельцы, есть целые фабрики, большие торговые фирмы, обходящие без письмоводства и посылающие «щчета», по которым получают тысячи и десятки тысяч рублей. Если же какая фирма роскошествует на «конторщика», то требует за 20 рублей знание бухгалтерии, английского языка и прочих премудростей, которых асессор конечно не знает. И вот наш асессор два года «проедал» вещи. Если бы он продавал их, та кое-как тянулся бы, но продавать было жаль, он их закладывал в надежде выкупить. Ссуду давали грошовую, процентов вносить нечем и вещи шли с аукциона опять за гроши (для чего на аукционах имеется корпорация маклаков с «вязкой»). В итоге ни денег, ни вещей, а нужда росла и росла. Место не находилось. Обветшал асессор, постепенно превращаясь в оборванца и добывая пятачки писанием прошений и писем в кабаках. Я предложил асессору стаканчик:

— Нет, родимый, спасибо я не пью.

Асессор говорил мне «ты», хотя я ему «вы».

— Отчего вы оставили службу?

— Воля начальства — не понравился. Дали понять, что надо уходить. И ушёл. А вот теперь и есть нечего.

— И что же вы думаете делать?

— Знаете, я с ужасом вижу, что мой мозг тупеет. Я как-то свыкся со своим положением или, лучше сказать, с безвыходностью и голова часто отказывается думать. Так, смотришь вот — и не видишь ничего, сидишь — и точно спишь. Неужели это будет прогрессировать? Так ведь можно дойти до состояния идиотизма.

И доходят. Я видел такого отупевшего субъекта, шесть лет пребывающего бродяжкой, а раньше проживавшего пять-шесть тысяч рублей в год, когда «служил».

№ 3. Проворовавшийся туз. За его заслуги в прошлом ему оставили свободу, не отдав под суд, Но как большинство воров-жуиров [30] Жуир — весело и беззаботно живущий человек. , он остался без гроша за душой. К счастью, он холост и поэтому бродяжничает один. Дома знакомых для него закрыты. Найти место почти невозможно. Он спускался годы четыре, пока дошел до набережной Обводного канала и, по-видимому, возврата ему нет. Будущее его мрачно. Он не способен достать рубля, хотя когда-то получил тысячи, знает языки, образован всесторонне, начитан, бывал за границей. Во мне он возбуждал сожаление именно своей беспомощностью. Как умирающего льва, его лягает теперь всякий, кого он не взял бы раньше в лакеи. Своим видом он походит на живые мощи, которые успокоить может только могила.

№ 4. Простой малый. Из 12-ти месяцев в году он 7–8 лежит в больнице, 2–3 ищет место, а 1–2 месяца служит дворником или швейцаром. Он перенес все болезни, какие существуют в Петербурге: натуральную оспу, тиф, воспаление лёгких и т. д. Организм замечательно чуткий ко всякому заболеванию и замечательно выносливый. Не успеет найти место, послужить, заработать 10–15 рублей, его отправляют в больницу. Вышел с больницы — поиски места. Ему не более 25 лет, он холост, крестьянин Олонецкой губернии.

— Тебе климат здешний не ко двору, ты на родину уехал бы!

— А что же я так делать там буду? У меня там ни кола ни двора.

— Так ведь помрёшь здесь…

— Воля Божья.

И он, завернувшись в свои лохмотья, покорный робко побрел на ночлег в Таиров [31] См. сноску 7 переулок к земляку.

В числе бродяжек, которых я встречал во время своего странствования, попадалось немало женщин и детей. Если «щемит» душу вид несчастных бродяжек-мужчин, то положительно слезу прошибёт положение таких женщин и ребятишек — созданий слабых, лишённых сил, средств и способностей помочь себе! Если мужчина оказывается в положении безысходном, беспомощном, то что сказать про ребёнка 10–11 лет, живущего при бродяжки дяде, тётке или куме? Хорошо, если ребёнок только страдает, а то его страдания эксплуатируются порочными взрослыми.

Вот на какой репетиции я присутствовал в трущобах постоялого двора Лиговки. Пьяная с утра женщина лет 50-ти с опухшей физиономией и плохо прикрытой лохмотьями наготой, трепала девочку лет 8-ми. Она била её по лицу, рвала волосы, заставляя ребёнка плакать. Девочка заливалась слезами.

— Вот так, вот так, ну, хорошо…

— Тётенька, милая, мне больно, довольно…

— Несколько затрещин по лицу были ответом.

— Говори… (ругань) …за мной: «барин добрый я потеряла…»

Девочка, захлебываясь слезами, повторяла.

— Что ты потеряла?

— Ничего, тётенька…

Несколько новых затрещин.

— Говори: рупь потеряла, барин добрый; мама умирает, послала за лекарством, а я потеряла.

Девочка, сбиваясь и путаясь, повторяла несколько раз тираду и за каждую ошибку женщина трепал её за волосы или била по лицу. Я пробовал было вмешаться и прекратить эту сцену, но по моему адресу посыпались отборная словесность. Но что же это за репетиция? Из расспросов окружающих я узнал, что женщина это нашла где-то девочку и приучает её теперь к нищенству. В былые времена, чтобы вызвать сострадание прохожих, детей прямо калечили, но способ этот устарел и не практикуется, тем более что за такие художества могут, если откроется, сослать в каторгу. Прогресс, конечно, коснулся и нищенства. Теперь из нищих детей вырабатывают комедиантов, которые должны разыгрывать на панели драмы с водевильной подкладкой. Эта девочка, кончив обучение, которое я видел, будет поставлена на бойкой улице и должна рыдать, ползая по панели. Прохожие обратят на неё внимание, будут спрашивать, что с ней, она ответит заученную фразу об умирающей матери, лекарстве и потерянном рубле. Женщина-учительница спрячется по соседству для наблюдений за девочкой, и если у последней иссохнут слёзы или она плохо будет стараться, то несколько хороших затрещин придадут ребёнку требуемого куража и «жизни». Если добрый барин сжалится и даст монету, женщина сейчас же отберет «выручку» и скроется на время в соседнем кабаке. Подобные комедии имеют много разновидностей: детей учат прикидываться больными, выпрашивать на билет конки или железной дороги, рассказывать басни об умирающих близких и т. п. Некоторые ученики делают такие успехи, что быстро превращаются в карманных воров, а при случае и грабителей. За последнее время развелось много таких учителей и учительниц, и зло пустило уже корни.