Николай Свечин - Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Итак, «Дерябинские бараки» (я буду их называть бараками) представляют нечто весьма оригинальное и, если хотите, грандиозное: грандиозные размеры, грандиозное число бродяжек. Два барака поставлены под прямым углом, в одном (фасадом на Большой проспект) помещается администрация, служители; в другом — бродяжки. Оба барака холодные, легкой дощатой конструкции, с ординарными рамами, так что жить здесь можно только летом. Впрочем, если бы не эта лёгкость постройки и такая вентиляция, что местами небо видно, то и не знаю, чем бы дышали эти 700 бродяжек, которых я застал здесь в период своего интервью. Мне говорили, что общее число бродяжек доходило до тысячи!

Тысяча бродяжек! В эту цифру не вошли бродяжки, имеющие исправные паспорта и не забранные при обходе чинами полиции. Точно также сюда не вошли и бродяжки, совершившие какое-либо преступление, потому что они сидят в тюрьмах, в доме предварительного заключения, или за прошение милостыни в нищенском комитете! Это только бедняки, лишённые приюта, средств к существованию и часто здоровья, а вместе с тем и паспорта…

Возраст, происхождение, общественное положение и прошлое этих бродяг разнообразны до бесконечности и никакая фантазия романиста не способна создать то, что здесь встречается в действительности… Рассказывать ли всё это? Может быть, при случае, в другой раз, а теперь отмечу одну общую черту «дерябинских» бродяжек. Три четверти их беспаспортные, потому что они лишены права жительства в столице и высланы административным порядком, то есть по этапу. Сегодня их доставили на родину и водворили, то есть сдали сельским властям, а завтра они отправляются обратно, уже на свой, а не на казённый счёт, питаясь дорогой Христовым именем (при случае кражами и даже грабежами). Пришли в Петербург, скрываются по описанным мной трущобам и в первый же обход забираются в «Дерябинские» бараки. Через месяц они под конвоем водворяются на родину для того, чтобы через неделю снова прибыть в столицу.

Некоторые из деревенских обитатели пропутешествовали таким образом 30–40 раз и случалось, что они возвращались обратно с тем же самым конвоем, но только не в качестве арестантов, а свободными гражданами. Например, на пароходе их доставили в Шлиссельбург, сдали властям. Пароход идёт обратно, на нём возвращается конвойная команда и… бродяжки!

— Ты куда? — спрашивает конвоир.

— А тебе какое дело?

— Тебя выслали из столицы.

— А тебе что? Не ты выслал. Ты твоё дело сделал, сдал меня, и поезжай с Богом, а я тоже еду!

Трудно сосчитать, какие огромные суммы тратит казна на прогулки бродяжек. Их содержат, одевают, платят за провоз, за дорогу, посылают конвой, а всё это для того, чтобы бродяжка немедленно же вернулся в столицу и ждал здесь новый прогулки.

Спросят: зачем же бродяжка возвращается в столицу? А потому что здесь при всех строгостях, он прокармливается нищенством, мелкими кражами, а там, в глуши провинции, ему в буквальном смысле ничего есть. Тут в столице он «свой», имеет притоны и вертепы, где его принимают, а там ему некуда голову преклонить. Наконец, чем он рискует, попадая в «Дерябинские казармы»? Его кормят, поят, он сыт, в тепле, ему даже одежду дадут, в баню сводят. Худо ли ему?

Грандиозные величественные ворота, вроде Триумфальной арки с резными художественными украшениями, замыкают столицу со стороны Забалканского проспекта, оканчивающегося зданиями Новодевичьего монастыря и скотобойни. Когда-то за Московской заставой сейчас же начиналось пустынное поле и шоссе, идущее на Царское Село и далее хоть до Москвы. Но теперь здесь фабрично-заводское предместье, заселённое до размеров целого уездного города. Здесь улицы, дороги, дома, лавки, магазины и обилие всякого рода питейных заведений, этого неизбежного спутника рабочего и мастерового люда, пропивающего по субботам всю получку и нередко последнюю рубашку с плеч… Около версты, если не более, до Средний рогатки [43] Ныне площадь Победы. и Красного кабачка [44] Трактир на Петергофской дороге (нынешний проспект Стачек, возле Красненького кладбища). Существовал с начала XVIII века по 1917 год. тянутся сплошные строения, а затем уже начинается голое шоссе с болотистыми пустошами, перерезанными лентообразными полосами рельс.

Приезжайте сюда рано утром, когда чуть светает, когда ещё не дымятся фабрики и спят рабочие… Приезжайте и станьте около Средней рогатки… Стойте и любуйтесь… Вы увидите целое полчище медленно движущихся бродяжек… Тут есть пожилые и совсем юные, есть старики и дети… Все ободранные, полуногие, в лохмотьях, некоторые убогие, с обезображенными лицами, с такими физическими недостатками, которые вызывают ужас и отвращение, раньше сожаления и сострадания. Всё полчище — голодное, измученное, изнуренное, истомленное. Некоторые 2–3 дня уже не ели и eдва двигаются…

Куда же все они двигаются?

— В столицу.

— Зачем?

— За шубой!

??

— Да, за шубой. В прямом, а не переносном смысле. В статьях «Среди бродяжек» мы рассказывали о постоянных путешествиях, совершаемых бродяжками, которых высылают, а они самовольно возвращаются в столицу… Это своего рода «вечное движение», вечное брожение и скитание, стоящие очень дорого казне и не достигающая ровно никакого результата. Куда вы выселите колпинского или шлиссельбургского мещанина, когда в Колпине и Шлиссельбурге у него ни кола, ни двора нет, как нет ни занятий, ни работы, ни пристанища? Что он будет там делать по водворении? Петербург велик; здесь он прокормиться как-нибудь подаянием или кражами, а в Колпино ему нигде куска хлеба достать. И он идёт обратно. Идёт сейчас же по водворении. Чем он рискует? Новой высылкой? Риск невелик!

Послушайте, что говорит бродяжка, самовольное вернувшийся девятнадцатый раз.

— Если бы нас не высылали, хоть с голоду помирай! Я нарочно не беру паспорта из волости, потому что с паспортом пропадешь. Без паспорта нас «заберут», посадят в тепло, обуют, оденут, а с паспортом хоть с голоду помирай, никому дела нет. Вот примерно теперь мы идём в Питер все без паспорта, все высланные. Значит, нас сейчас же заберут. И хорошо. Недели две мы посидим, отдохнём, поедим, поправимся, потом недели две нас поддержат в пересыльной; здесь каждому дадут по полушубку, тёплые валенки и отправят на родину этапом. Повезут в вагонах, Будут кормить дорогой, захвораешь — лечить станут. Чем не житьё? Доставят на место, спросят: «шубу хочешь отдать?» Зачем отдавать? «Нет, мол, не хочу». Ну и оставят тебе шубу. Эту шубу сейчас «по боку». Выручишь рублей пять и обратно в Питер, за другой шубой. Я вот шестнадцать штук получил. Только и живу этим. Летом нам вместо шуб армяки дают, те дешевле, а тоже хорошие, новые армяки.