Николай Свечин - Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

— Как же тебе не стыдно? Отчего ты не работаешь?

— А где я работать буду? Паспорт выправить — нету денег, да с паспортом потом находишься. Мест теперь мало, работы зимой почти нет никакой. Хоть с голоду помирай, а у меня ещё правая рука не действует, бракуют при найме.

Число задерживаемых в Петербурге нищих достигает громадный цифры — около десяти тысяч человек обоего пола в год. Надо прибавить столько же, если не более, задерживаемых за беспаспортность. И всё это количество высылается , получая полушубки, армяки, сапоги, валенки и пр. Мало того, всё это количество содержится на казённый счёт, и затем перевозится, конвоируется, водворяется и т. д… Если скромно определить стоимость содержания, отправки и одеяния каждого в 20 рублей (полушубок 7 рублей, перевозка 4 рубля, содержание в месяц 7 рублей, содержание конвоя, места заключения и пр. 2 рубля) получается сумма четыреста тысяч рублей ежегодного непроизводительного расхода. Повторяем, этот расчёт сделан на основании официальных данных самым скромным образом. Сюда не вошли подаяние частных лиц, милостыни нищим, не пошли расходы по охранению общественной безопасности от бродячего элемента. Люди компетентные доказывают, что бродяжки стоят Петербургу не менее миллиона рублей в год и это вполне достоверно. Итак, миллион ежегодного непроизводительного расхода! Миллион, растрачиваемый на полушубки, арестантские пайки и подачу грошиков, без всякого улучшение экономического состояния высылаемых. Из миллиона никто ничего не выигрывает, никто ничего не получает, кроме неприятностей, хлопот, возни и греха!

Не пора ли подумать об устранении этого ненормального положения? Не пора ли позаботиться об осуществлении давно желаемого и необходимого для столицы Рабочего дома, который должен заменить собой высылку . Рабочего дома не карательного, не арестантского, а трудолюбивого, то есть такого, где каждый неимущий мог бы за свой труд получить плату и на эту плату поддерживать существование до приискания места, службы, постоянной работы или, в крайнем случае, вакансии в богадельне. В такой дом надо не сажать, а только пускать. Не за наказанием, а для поощрения. Рабочий дом может состоять в ведении полиции, но отнюдь не должен иметь ничего общего с «Дерябинскими казармами» или Казачьим плацем. Тогда он будет достигать цели и будет популярен как среди бродяжек, так и среди благотворителей.

— А средства? — спросит читатель.

Сооружение Рабочего дома на окраине города по барачной системе на полторы-две тысячи человек обойдется недорого. Город даст землю безвозмездно. Постройка бараков будет производиться при содействии благотворителей. Кроме того, в распоряжении строителей могут быть суммы, расходуемые теперь на бесполезную пересылку этапным порядком бродяжек, а также получаемые за работу обитателей Рабочего дома. Сам город может много дать работы, какова: очистка улиц, площадей, вывозка снега, ремонт зданий и т. п. Город уплачивает подрядчикам около триста тысяч рублей в год — эти деньги целиком могут пойти в кассу Рабочего дома. Кроме Рабочего дома хорошо бы где-нибудь на Кавказе, в Ашхабаде и т. п. устроить колонию для «обрусения» края и водворить туда бродяжек, дав им землю и заставляя работать. Такие колонии принесли бы государству немалую пользу. Отчего в самом деле не подумать бы на эту тему?

Я преобразился в извозчика бляха № 3216 и трое суток (с перерывами, конечно) ездил по городу…

— Зачем? — спросит читатель.

Чтобы близко ознакомиться с бытом и условиями промысла наших извозчиков, а затем поделиться своими наблюдениями и впечатлениями с читателями. В Петербурге до двадцати тысяч извозчиков, услугами которых мы пользуемся ежечасно, досадуем и браним их, а между тем мы совсем незнакомы с условиями их быта, и, следовательно, не можем предложить никакой разумной меры для упорядочения крайне беспорядочного промысла. «Интервью» по прихожим и передним знаменитостей и высокопоставленных лиц приобретают у нас права гражданства. Почему же не сделать «интервью» к извозчикам, которые представляют из себя группу в десятки тысяч человек русских людей, живущих особенной оригинальной жизнью, имеющих свои нужды, невзгоды, отрицательные и положительные стороны?

Извозчик, во-первых, человек, а во-вторых, человек, нуждающийся в интервью журналиста гораздо больше заезжей знаменитости или случайного героя дня.

— Но к чему же было наряжаться извозчиком?

Я пробовал познакомиться с извозчичьей жизнью без «маскарада», но вполне безрезультатно. Извозчик-хозяин боится, не доверяет и ничего не говорит, извозчик-рабочий не умеет ничего рассказать по своей неразвитости, близкой к дикости, а извозчичьи притоны скрывают всё при первом появлении свежего человека. Оставалось сделать одно — превратиться на неделю самому в извозчика, что я и сделал. Достал лошадь, дрожки, армяк, шляпу, кушак, нарядился, сел на козлы и поехал. Сажал седоков, стоял на углах, пил чай в трактирах: «Персия», «Батум», «Кавказ», «Венеция», «Крым» и т. д.; требовал селянки, закуски, завязывал разговоры, знакомства, спорил с городовыми, дворниками, чуть-чуть не попал в участок, получил по своему адресу немало ругательных эпитетов; посетил несколько извозчичьих общежитий, познакомился с хозяевами, узнал разные «пружины» промысла и т. д., и т. д.

Но позвольте рассказать все по порядку.

Сначала я хотел дать «дневник извозчика», т. е. описать свои путешествия шаг за шагом, но такой порядок был бы несколько скучен: во первых, по обилию излишних, малоинтересных подробностей: а во вторых, потому, что мне пришлось делать много повторных визитов; например, приезжаешь в трактир невовремя, когда никого нет, никакой «картины», поворачиваешь оглобли и приезжаешь в другой раз. Поэтому я постараюсь при возможной краткости дать изложение наиболее характерных сторон быта и условий жизни петербургского «желтоглазого гужееда»…

Было 10 часов вечера 17-го июня 1893 года, когда я первый раз выехал на козлах. Но читателям, быть может, будет не безынтересно узнать, каким образом я добыл закладку. Вот как. Сначала я хотел просто поступить к одному из хозяев работником; достал русские сапоги, рубаху, штаны, фуражку и прихожу на Обводный канал. У хозяина 80 закладок; мужичонка неграмотный, весь заплывший жиром, грубый до невозможности. Встретил на дворе. Я скинул фуражку, говорю… Ни звука… Простоял без фуражки с час, опять повторил просьбу: