Николай Свечин - Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Квартира эта содержится также крестьянином Валдайского уезда Никитой Агаповым. (По нашему коридору есть несколько квартирохозяев — все из одного места — родственники, да кумовья).

Этот крестьянин, хотя и не такой широкоплечий, как Савинов, но тоже довольно здоровый и сильный мужчина, в деревне, говорят, слыл за настоящего конокрада. Он от этого и не отпирается, и даже однажды, под пьяную руку, желая похвастать тем, что в деревне, при случае, прятал лошадей на подволоку (на чердак), затащил к себе в квартиру в третий этаж лошадь. Бедное животное, подгоняемое вверх по лестнице кнутом, взобралось само, но когда пришлось его спускать вниз, то принуждены были, связав ему ноги, тянуть его с лестницы волоком.

Впрочем, деревенская жизнь Агапова хорошо неизвестна. Но лет пять тому назад он, покинув деревню, некоторое время работал в Кронштадте в порту. Однако там ему не посчастливилось: за какую-то кражу ему переломили руку и, кроме того, пришлось отсидеть в тюрьме целый год.

Из Кронштадта он возвратился в Петербург и сначала поселился у своей сестры, державшей по нашему коридору квартиру № 16; здесь ему удалось у сестры же из сундука вытащить девяносто рублей.

Перебрали всех жильцов, но на Агапова, как на своего человека, сначала не подумали.

Агапов имеет в деревне жену и детей, но он бросил своё семейство, и несколько лет тому назад связался с одной вдовою — своей землячкой, и от этой связи у него тоже имеются дети. Этой-то землячке он тогда и передал украденные у сестры деньги.

Спустя два месяца после этой удачной кражи одного из земляков Агапова, тоже квартирного хозяина, за какие-то проделки лишили на три года столицы и выслали этапом на родину (теперь этот хозяин уже возвратился и держит рядом с нашей квартиру № 14, но о нём, хотя и вскользь, будет упомянуто ниже).

Тогда Агапов, заплатил высылаемому земляку за нары и прочие принадлежности квартиры, которые устраиваются на счёт квартирных хозяев и составляют их собственность, снял его квартиру на имя своей любовницы.

Дело у Агапова сразу пошло недурно, потому что место было уже насиженное, квартира была полна жильцами, которые и остались у новых хозяев. Но Агапов, не довольствуясь своими жильцами и тою распивочной торговлей, которая велась при старом хозяине, завёл у себя в небольшом размере дом терпимости и притон картёжных игроков…

Нередко случается, что завлечённого этими сиренами, предварительно споив и обобрав начисто, выталкивают, на коридор почти голого.

На картёжную же игру к Агапову собираются не только свои жильцы, но и приходящие с других квартир и с воли (про всякого, не живущего в Вяземском доме, говорят, что он нездешний, а с воли). Агапов и сам охотник играть в карты, но со всех игроков у него на игру установлен сбор: так, каждый участник в игре, прежде всего, обязан заплатить по пять копеек за карты, затем за свечку, на пиво и хозяйке за хлопоты. Кроме того, каждый выигрывающий большой ремиз непременно обязан брать из коморки сороковку водки и угощать своих собратий. Конечно, при такой игре, если она продолжится порядочно времени, никогда не бывает выигрывающих, а все проигрывающие, потому что почти все деньги переходят в каморку. Это очень естественно, потому что у Агапова есть постановление: никто не имеет права с выигрышем уходить из-за стола, пока игра совсем не прикончится.

Некоторые завистливые из квартирохозяев жаловались на Агапова в домовую контору и, говорят, посылали анонимные письма в полицию; но Агапов хорошо ладит с дворниками и конторщиком и для того, чтобы полиция не накрыла его врасплох, внизу лестницы постоянно находится стрёмщик, на которого игроки также обязаны делать сбор.

Таким образом, Агапов благоденствует и форсит. Он ходит постоянно в красной вышитой узорами рубашке и в сапогах с наборами, на шее у него всегда повязан шёлковый платок, а сверх жилетки красуется шейная серебряная цепочка с такими же часами.

Недавно в квартире № 14-й, хозяин которой, как я упомянул в предыдущем очерке, за беспорядки в восемнадцатом номере был лишён столицы на три года, умерла старуха, известная здесь всему дому под именем Саши-селёдочницы.

Саша ещё молодой приехала в Петербург и сразу же поселилась в Вяземском доме. Какую она вела жизнь в молодости теперь в доме никто не помнит, но вот уже более двадцати лет она по большей части занималась здесь торговлей, смотря по обстоятельствам или в Стеклянном коридоре, или в разноску. Саша была очень изобретательная и деятельная женщина, но также, как и все жители этого дома, имела пристрастие к стаканчику. Она пила запоем. Запьёт бывало и крутит недели две и три. Всю квартиру угощает и, пока не пропьётся до последней рубашки, не отстанет. Пропьёт и деньги, и товар, и тряпки с себя, и квартирному хозяину задолжает — и тогда уже начинает опять раздувать кадило. Нечем ей было взяться за торговлю, она выпрашивает на квартире какую-нибудь кацавейку и отправляется «стрелять».

Обыкновенным прошением милостыни она не занималась, но выпрашивала подаяния на умерших, уверяя простодушных благодетелей, что у ней помер муж, или сестра, или дети, которых ей не на что похоронить, но которых у ней на самом деле совсем и не бывало. На покойников охотно и побольше подают, а потому сборы у Саши всегда бывали обильны. Но Саша была аккуратна и, хотя это занятие много приносило ей выгоды, она, из боязни ответственности за него, не делала его специальностью. Как только она мало-мальски справлялась, то расплачивалась с хозяевами, выкупала свои вещи и принималась снова за торговлю.

Торговала она всевозможными снадобьями, преимущественно же селёдками. Она тут же на Сенной в селёдочных лавках по дешёвой цене сбирала брак и рассортировав его на квартире, которые получше носила продавать под Смольный в богадельню, а остальные продавала в Вяземском доме. Товар ей доставался недорого, да она и сама им не дорожилась. Конечно, на воле она продавала дороже, но в Вяземском самые дорогие селёдки у ней были по три копейки за пару, а то и по копейке и дешевле.

Несмотря на свои преклонные лета, Саша не могла жить без любовника и, в последнее время, держала при себе даже двух: одного старого знакомого, который ей кое-чем и помогал при торговле, она держала так себе, по привычке, а другого для удовлетворения своих прихотей (в этом она сама признавалась нашей хозяйке).

В последнее время Саша лет около пяти не пьянствовала, и, несмотря на то, что содержала двух любовников, сколотила более шестисот рублей. Но она, как опытная баба, при себе денег не держала. Часть их находилась в сберегательной кассе, а другая — в процентных билетах, хранилась у хозяина-селёдочника, у которого она забирала товар.