Николай Иваницкий - Земля Тиан

Дорогов и Тенишевский в волнении наклонились над картой.

— После того, как вы поднимитесь по Юань-Киану [8] Юань Цзян — южный приток Ян Цзы Цзяна, протекающий по провинции Хунань. Река эта в верховьях распадается на несколько составляющих ее небольших рек: Чо Цзян и Цзинь Шуй Цзян (Цзинь Шуй Хэ) на юг и Чень Юань Цзян (Чень Юань Хэ) — на запад — наиболее крупные из них. Здесь имеется в виду Чень Юань Цзян. и минуете город Джи-Цзян, — сказал Зайковский, водя крепким, коротко остриженным ногтем по карте, — около 109 градуса восточной долготы вы перейдете границу провинции Гуй-Чжоу, «земли Тиан» [9] Каждая провинция Китая, кроме географического наименования, имеет еще название старинное, литературное, по-русски — «книжное». Такое «книжное» название провинции Гуй-Чжоу обозначается иероглифом ', кот. в русской академической транскрипции (словарь Пекинской Духовной Миссии) читается Цян, «Тиан» — более соответствует местному произношению. , как называют ее древние книги. Здесь, не доезжая сорока китайских ли [10] Мера длины, соответствует 'Л версты. до городка Чен Яна [11] Чень Юань, городок на Чень Юань Цзяне. , вы высадитесь на левый берег реки в деревушке, стоящей там, и углубитесь в горы на норд-норд-вест, все время дугообразно заворачивая к западу. Сейчас я точно укажу вам румбы по компасу и приметы в пути.

Он подошел к шкафу и отыскал на нижней полке объемистый коричневый портфель.

Фарфоровые часики с отбитой ножкой на камине в комнате Елены только успели торопливо отзвонить пять раз, как Андрей Ильич постучался в дверь. Вид у него был очень встревоженный, шляпа на затылке, в руках какие-то покупки.

— В чем дело, Елена, что случилось? — спросил он, в беспорядке свалив свертки и коробочки на стол и целуя Елене руки.

— Сядьте, Андрей Ильич, снимите вашу шляпу и слушайте: я уезжаю.

Елена видела, как по его лицу прошла тень, а углы рта дрогнули.

— Куда? Надолго?..

— В Ханькоу, а оттуда — по провинции… Мой контракт в «Райнбоу» кончается.

— Но ведь я говорил вам, Елена, что могу через нашего управляющего повлиять на Брайтона и ваш контракт продлят!

— Я подписала договор и уже взяла аванс, — ответила она. — Я еду на четыре месяца… Менять решение поздно…

— …Так, значит, не в этом дело… Не в контракте и не в Брайтоне, — тихо сказал Андрей Ильич. — Вы просто хотите уехать. На четыре месяца, это значит, — совсем… Да, я понимаю…

Он сел, согнувшись над столом, и принялся вертеть в руках кондитерскую коробочку. Лицо его потемнело, а глаза стали узкими и колючими.

Прошло несколько тяжелых минут.

Книжников встал и подошел к ней.

— Вы понимаете, что это невозможно?..

— Невозможно?!.. Я не люблю вас, Андрей Ильич, — сказала Елена, стараясь придать своему голосу спокойное выражение. — Никогда не любила. Вы об этом знаете. Я не обманывала вас…

Он не ответил и снова отошел на свое место у стола.

Опять наступило молчание.

— Мы только мучили друг друга, Андрей Ильич… — Она остановилась, перебирая бахрому вышитой подушки… — Рано или поздно, конец этому должен был прийти…

Книжников не отвечал.

— …Лучше и честнее — нам расстаться. Я еду для того, чтобы не было возможности встречи… Будет легче вам, если я уеду…

Андрей Ильич продолжал молчать.

Она подняла голову и увидела, что Книжников плачет.

Слезы стекали по его лицу и падали на кондитерскую коробочку большими серыми кляксами.

В комнате темнело. Косые лучи солнца, исчезавшего за крышами домов, протянулись сквозь паутину филейной занавески, освещая зеркало, смятую шляпу, Андрея Ильича на каминной доске и часики с отбитой ножкой. Торопливо тикая, они отмеряли минуту за минутой, деловито, будто мимоходом, звякнули в половине шестого.

— Андрей Ильич, — тихо позвала Елена, и голос ее невольно дрогнул. — Андрей Ильич, вы слышите?.. Мы все равно должны расстаться… Даже если бы я не уезжала. Я не хочу лгать вам.

Книжников встал и обернулся к ней стремительно.

— Елена! — сказал он резким, деланным тоном, — я вас понял… Почтенно! Достойно уважения!.. Лгать, конечно, не надо!..

Слезы перестали бежать из его глаз, но углы рта продолжали истерически вздрагивать.

— Вы решили, Елена? Вы хорошо подумали?..

Он протянул к ней руку быстрым, безумным жестом.

— Я не хочу, чтобы вы шли по вашей дороге одна, без помощи и поддержки. Я не могу допустить этого! Мне ничего не надо… Ни любви, ни дружбы вашей! Но не уходите от меня!.. Елена!..

— Успокойтесь, Андрей Ильич, — сказала она, — успокойтесь. Идите… Мы поговорим еще… до моего отъезда. Сейчас вы не можете рассуждать спокойно.

Он резко заложил руки в карманы.

— Нет!.. О чем мы поговорим? Какая разница — сегодня или через два дня? Вы… Едете, Елена?.. Совсем?.. Навсегда?..

Знакомое чувство жалости к нему наполняло душу Елены. Еще слово, еще шаг, и решимость ее поколеблется. Она заставила себя быть твердой.

— Да, Андрей Ильич. Я решила.

Губы Книжникова перестали вздрагивать. Андрей Ильич вдруг как-то опустился и съежился. Он постоял, бессильно уронив руки, потом неловко собрал свои покупки со стола и молча, как автомат, вышел, забыв шляпу на камине.

— Что ты скажешь теперь? — спросил Тенишевский, едва они вышли из квартиры доктора.

— Да, — сказал Дорогов, — сомнений не остается. Что ж, поедем в Гуй-Чжоу. Все равно, я собирался отдохнуть это лето. На службе мне дают отпуск на четыре месяца. Можно им воспользоваться. А ты? Да впрочем, что я спрашиваю. Ясно, что бросишь все и поскачешь. Разве ты иначе когда-нибудь устраивался?

Тенишевский засмеялся.

— Я как раз так и собираюсь поступить. Объявлю, что поехал на дачу и закрою контору на лето. Пару клиентов потеряю, — не велика беда.

Автомобиль, ровно стуча мотором, несся по широкой, слабо освещенной Рю Ляфайет.

— Ты домой? — спросил Дорогов.

— Нет, я сегодня приглашен на dinner. А ты? На печь лапу сосать? Хочешь, прокатимся? По Ханчжоускому шоссе и назад? А?

— Я никуда не спешу, — ответил Павел Александрович, — валяй!..

Тенишевский прибавил газа. Мимо замелькали тени деревьев, высокие темные дома и, на перекрестках, аннамиты-полицейские с распростертыми руками.

— А как же с финансистом? — спросил Дорогов. — Ты это считаешь пустяком, но все-таки? Тише ты, сумасшедший!..

Валериан Платонович резко затормозил и свернул в сторону, чуть не выскочив на тротуар. Тормоза взвизгнули. Впереди, под самыми фонарями, заметалась испуганная фигура рикши.

— Черт!! — воскликнул Тенишевский. — Под колеса так и лезет. Мошкара! Нарочно, чтоб потом требовать за увечье… Знакомое дело!

Он распахнул дверцу автомобиля и сердито выругался вслед поспешно удалявшейся коляске рикши.