Николай Иваницкий - Земля Тиан

— Добрый вечер, — сказал адвокат своим приятным баритоном. — Ян Янович, позвольте познакомить вас с моим другом. Павел Александрович До-рогов, инженер-металлург.

Качаев просиял. «Есть еще порох в пороховницах!» — подумал он облегченно и окинул Павла Александровича взглядом, полным приязни и надежды. Таким взглядом, вероятно, встречал заточенный на диком острове Робинзон спасительный парус английского брига.

Дорогов выступил вперед.

— Я рад случаю познакомиться с вами, — сказал он, пожимая мясистую руку Зайковского. — Ваш доклад заинтересовал меня чрезвычайно. О целом ряде данных по геологии и минералогии Китая я услыхал сегодня впервые. Вам пришлось, вероятно, много путешествовать для того, чтобы все это узнать и увидеть.

— Ян Янович больше двадцати лет провел в глуби Китая, — вставил Ка-чаев.

— Да, мне довелось узнать Китай лучше, чем мою родину, — сказал доктор. — Удивительная страна! И чем больше знакомишься с ней, тем больше удивляешься. То, что мне пришлось наблюдать в глубине Китая, собственно и натолкнуло меня на мысль изучить горное дело. Богатства недр этой земли — неисчерпаемы.

— Что же, неужто доступ к этой пещере Аладдина так затруднен, что все сокровища до сих пор лежат под спудом? — спросил Дорогов.

— Я сужу главным образом как практик, — отвечал Зайковский. — И должен заметить, что хотя теоретически широкая разработка недр Китая кажется делом вполне осуществимым, — в действительности это далеко не так. Для примера возьмите хотя бы провинцию Гуй-Чжоу. Это золотое дно! В Гуй-Чжоу есть медь, вольфрам, ртуть, золото. Есть даже платина! В Сы-Чуане имеются рубины. И ничто не разрабатывается! Но троньте драгоценные залежи в Гуй-Чжоу и вам немедленно станут мешать все. От кули, который будет тащить ваш паланкин, до всех европейских правительств без исключения. И в результате окажется, что никакой платины нет и не было. Не забудьте, что Китай в настоящее время — узел политических и экономических дилемм. Платина лежит и будет лежать еще долго.

Зайковский отхлебнул чаю.

— Но отчего же никто не попытается? — возразил Дорогов.

Доктор махнул рукой.

— Пытались. Конечно, втайне, закулисно, но, повторяю, слишком сложна ситуация.

— А скажите, Ян Янович, — неожиданно вмешался в разговор Тенишев-ский, — далеко отсюда до этого Гуй-Чжоу?

Ян Янович обернулся к нему.

Присяжный поверенный Валериан Платонович Тенишевский представлял собою фигуру настолько своеобразную, что нелишним будет остановиться на ее описании несколько подробнее.

Наружность у него была самая эффектная: выше среднего роста, благодаря на редкость стройной фигуре, он казался высоким; в молодых годах спортсмен и атлет — Тенишевский сохранил привычку тщательно следить за своим здоровьем, а потому и выглядел значительно моложе своих 35 лет; темно-русые, почти черные волосы он стриг как-то особенно, наподобие лермонтовских героев, а густую черную бородку, украшавшую его упрямый подбородок, он носил без усов, что придавало его лицу несколько странное, насмешливое выражение. Черты Валериан Платонович имел резкие, но, в общем, правильные, а большие темные глаза, немного, как будто, печальные выдавали в нем примесь малороссийской крови. Мать его была киевлянкой.

На поверхность бурных шанхайских вод Тенишевский вынырнул совершенно неожиданно для всех. Какими-то ему одному ведомыми путями он в качестве добровольного Пинкертона расшифровал и раскрыл крупнейшую организацию по торговле наркотиками. Дело оказалось настолько громким и фантастически запутанным, что о безвестном русском адвокате заговорили газеты чуть не всего Китая. Такая популярность послужила ему на большую пользу: обладая всеми данными светского льва и дамского кумира, Валериан Платонович оказался не чужд и тому, что по-английски называется «business». Поэтому период популярности своей он использовал как нельзя лучше. Успевая исправно посещать все места, где должным образом следовало продемонстрировать такую знаменитую персону, он в то же время не упустил полезные знакомства, завязал новые и вскоре открыл на фешенебельной Бабб-линг Велл род адвокатскую контору специально по уголовным делам.

Результаты его деятельности уже через год были налицо: текущий счет в одном из лучших банков, собственный автомобиль замысловатой конструкции и отделения конторы в китайском городе и на французской концессии.

С Дороговым он был знаком и дружен еще со школьной скамьи, хотя вместе они никогда не учились. Дорогов был реалист, Тенишевский сначала кадет, потом гимназист-классик. Дружба их, если можно так выразиться, выросла и окрепла на лоне природы. Летние каникулы в уездном городке Харьковской губернии они проводили всегда вместе. Бродили за городом в лесу, собирали орехи, били ворон из «монтекристо», удили рыбу и купались в Донце, из озорства воровали яблоки в соседних садах. Уже с детских лет определилась и разница в их характерах. Павел, рослый крепыш, был немного медлителен и порою тяжел на подъем, — Валериан, худенький и стройный, всегда был полон неутомимой энергии и всяческих затей. Затеи эти, впрочем, приводились в исполнение при неизменном участии Павла, безразлично, была ли это наивная экскурсия на чужую «бахчу» за дынями или разбивание из рогатки кухонного стекла у ненавистного учителя арифметики.

Впоследствии, в более зрелых годах, они вместе читали Дюма и увлекались им, катались на коньках и занимались фехтованием. След этих упражнений остался на лбу Дорогова на всю жизнь.

Несмотря на существенное различие их характеров, сблизила их одна общая черта, проявлявшаяся в них с одинаковой силой, хотя и очень различно: оба они были, что называется, романтики. У Дорогова склонность эта сказывалась в любви к музыке (он недурно играл на скрипке), в редких, но всегда серьезных увлечениях женщинами, в которых искал он красоту не только физическую, но главным образом, духовную, и в чтении исторических романов, которыми Павел увлекался.

Романтизм Тенишевского был иного рода. В детстве был он дважды нещадно порот отцом, суровым артиллерийским полковником, за побеги из дома «в Америку», а в корпусе числился постоянным обитателем карцера. Семнадцати лет он дрался на дуэли с таким же мальчишкой, как он сам, из-за вальса с женой акцизного контролера, двадцатитрехлетней блондиночкой. Павел присутствовал на дуэли в качестве секунданта, в душе твердо решив, — «если Валериан будет убит, стать на его место и отомстить за смерть друга». «Мстить» не пришлось. Дуэль окончилась благополучно. Никто не пострадал.

Артиллерийский полковник, без ума любивший своего «Вальку», к чести своей оказался внимательным и дальновидным отцом. После неоднократного многочасового хождения взад-вперед по кабинету он еще за два года до дуэли решился нарушить родовую традицию и из пятого класса корпуса перевел сына в гимназию: