Кеннет Кларк - Цивилизация

Жан Мишель Моро-мл. N’ayez pas peur, ma bonne amie («Не бойтесь, друг мой»). 1776. Гравюра

Завсегдатаи салонов мадам Дюдеффан и мадам Жофрен затеяли великое дело – издание «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» с целью усовершенствовать человечество через победу над невежеством. (Идею опять-таки заимствовали из Англии, где в 1728 году вышла в свет «Циклопедия» Чемберса.) Столь грандиозное предприятие – в итоге было издано двадцать восемь [142] 17 томов текста и 11 томов иллюстраций (первое издание: 1751–1772). томов ин-фолио – требовало большого числа участников, но движущей силой проекта всегда оставался Дидро. Он улыбается нам улыбкой разума с портрета Ванлоо. Портрет разозлил энциклопедиста: по его словам, художник сделал из него старую кокотку, которая тщится понравиться. Дидро был разносторонний, недюжинного ума человек – романист, философ и художественный критик, большой почитатель Шардена. Для «Энциклопедии» он писал статьи обо всем на свете, от Аристотеля до изготовления искусственных цветов. В нем подкупает то, что ты никогда не знаешь, чего от него ждать в следующую минуту. Почитайте Дидро, и любое обобщение относительно XVIII века разлетится вдребезги.

Цели, которые ставила перед собой «Энциклопедия», кажутся нам вполне безобидными. Но авторитарная власть словари не жалует. Она держится на подтасовках и туманных абстракциях и потому не может допустить, чтобы смысл слов прояснился раз и навсегда. «Энциклопедию» запрещали дважды, но ее конечный триумф означал, что встречи в элегантных парижских салонах были предвестниками революционных преобразований – и эры науки. В иллюстрированном приложении к энциклопедическим статьям наглядно представлены разнообразные технические процессы, в большинстве своем, прямо скажем, мало изменившиеся с эпохи Возрождения. В последней четверти XVIII столетия наука была в моде, и ее, как свидетельствует творчество Райта из Дерби, окутывал романтический флер. Его картина, на которой показан опыт с воздушным (вакуумным) насосом, переносит нас в то время – время научного изобретательства.

Это яркий пример повествовательной живописи: длинноволосый натурфилософ поглощен экспериментом; девочки не в силах смотреть на гибель несчастного какаду; рассудительный господин в летах объясняет им, что наука требует жертв; а задумчиво склонивший голову мужчина справа спрашивает себя, на пользу ли человечеству подобные опыты. Все действующие лица относятся к происходящему серьезно, и тем не менее тогдашняя наука – это отчасти лишь способ провести вечерний досуг, как игра на фортепиано в следующем, XIX веке. Даже Вольтер, потративший уйму времени на взвешивание образцов расплавленного металла и препарирование червей, был всего-навсего дилетантом. Ему не хватало педантичного, приземленного реализма настоящего экспериментатора, но, может быть, въедливое упорство развивается только там, где это качество ценят больше, чем острый быстрый ум.

В XVIII веке таким местом оказалась Шотландия – страна, в которой цивилизация еще не растеряла энергию новизны. Шотландский характер (а я сам шотландец) удивительным образом сочетает в себе трезвый реализм и безумную сентиментальность. Сантименты перекочевали в фольклор – предмет гордости шотландцев. Где еще, кроме Эдинбурга, романтический пейзаж вторгается прямо в центр города? Но реализм явно перевешивает, он-то и превратил Шотландию XVIII века – бедную, провинциальную, полуварварскую страну – в движущую силу европейской цивилизации. Я просто напомню вам имена некоторых шотландцев – мыслителей и ученых того времени: Адам Смит, Дэвид Юм, Джозеф Блэк и Джеймс Уатт. То, что эти люди после 1760 года изменили весь ход европейской мысли и жизни, – непреложный исторический факт. Джозеф Блэк и Джеймс Уатт установили, что теплота, в особенности теплота пара, может служить источником энергии. Излишне распространяться о том, как это открытие изменило мир. В «Богатстве народов» [143] Принятое сокращенное название труда Адама Смита «Исследования о природе и причинах богатства народов» ( An Inquiry in to the Nature and Causes of the Wealth of Nations , 1776). Адам Смит сформулировал принципы политической экономии и разработал теорию общественного развития, которая дожила до эпохи Карла Маркса – и пережила ее. В «Трактате о человеческой природе» Юм доказал, что опыт и разум не обязательно связаны друг с другом. Нет такого явления, как разумная вера [144] Скрытая цитата из Бертрана Рассела (История западной философии. Кн. 3, ч. 1, гл. 17: Юм). . По собственному признанию Юма, он отличался открытым, общительным и веселым нравом, и дамы в парижских салонах были им очарованы. Полагаю, они просто не читали его книжицы, которая до сих пор приводит философов в замешательство.

Все вышеперечисленные великие шотландцы жили в мрачных, узких домах Старого Эдинбурга, теснившихся позади замка на склоне холма. Но еще при их жизни шотландские архитекторы братья Адам разработали один из лучших в Европе планов городской застройки – Новый Эдинбург. Кроме того, они взяли на вооружение – может, правильнее было бы сказать изобрели – строгий, чистый классицизм, который оказал влияние на всю европейскую архитектуру, проникнув даже в Россию, где этот стиль с большим успехом практиковал другой шотландец, Чарльз Камерон. Ну и нельзя не вспомнить такого шотландского популяризатора неоклассицизма, как Вальтер Скотт: обратившись к сюжетам из готического Средневековья, он на сто лет вперед пленил воображение романтически настроенных читателей. Прибавьте к этому списку Джеймса Босуэлла, автора одной из самых занимательных книг на английском языке [145] Джеймс Босуэлл. Жизнь Сэмюэла Джонсона ( The Life of Samuel Johnson, LL.D., 1791). ; Роберта Бёрнса, первого подлинно народного лирика; Генри Реберна, самобытного и смелого художника, создавшего портретную галерею замечательных представителей своего века, – и вы согласитесь, что в очерке о европейской цивилизации Шотландию нельзя обойти вниманием. Стараниями прагматичного гения шотландцев и англичан представленные в «Энциклопедии» Дидро технические схемы быстро устарели, и еще прежде, чем Америку и Францию сотрясли политические революции, началось гораздо более глубокое и катастрофическое преобразование мира, впоследствии названное промышленной революцией.

Если практическая сторона жизни тогдашнего западного мира заставляет нас обратить взгляд на Шотландию, то для понимания моральной стороны необходимо вернуться во Францию, но не в Париж, а на границу с Швейцарией. Там, буквально в паре миль от границы, на долгие годы обосновался Вольтер. После череды злоключений ему хотелось пожить в тиши, подальше от властей. Добровольное изгнание его вполне устраивало. Благодаря финансовым спекуляциям он сколотил приличное состояние, и его последняя, отнюдь не тесная «нора», Шато-Ферне, представляла собой просторную, комфортабельную усадьбу. По его распоряжению возле дома появились великолепная каштановая аллея и тенистый «туннель» из подстриженных буков, где даже в жаркий день философ мог совершить променад. Говорят, в ожидании важных женевских дам он устраивался на скамейке в конце зеленого коридора и с интересом наблюдал, как извиваются на ходу его гостьи, чтобы не зацепиться за ветки своими высоченными модными прическами. Его это забавляло. Вероятно, теперь каштаны сильно вытянулись вверх, да и буковый туннель уже не представляет опасности для сколь угодно высокой башни из волос, но в целом Ферне примерно такой, каким оставил его Вольтер. Посреди этого благолепия он обдумывал разящие наповал остроты, призванные изничтожить его врагов.