Рут Гудман - Как жить в Викторианскую эпоху. Повседневная реальность в Англии ХIX века

Когда с мытьем и одеванием было покончено, наступала очередь похода в уборную.

Уборная, как правило, располагалась в дальнем конце двора или сада, как можно дальше от дома, поэтому ее посещали уже после того, как потрудились одеться.

Традиционно уборная состояла из ямы — по сути хранилища для компоста, — над которой было возведено некое легкое укрытие с деревянными стенами, наклонной крышей и дверью. Дверь сверху и снизу не доходила до косяка на несколько дюймов, что способствовало циркуляции воздуха, а значит, позволяло хорошо проветривать уборную. Если постройка закрывалась слишком плотно, в ней быстро возникал неприятный запах.

Внутри было деревянное сиденье, напоминающее поставленный на землю перевернутый ящик. Сидеть на нем было относительно комфортно даже в самую морозную погоду (современное пластмассовое сиденье в таких случаях намного холоднее). В лучших из подобных сооружений стены и потолки регулярно белили, полы и сиденья ежедневно тщательно вычищали, и в них был хороший запас туалетной бумаги или нарезанной на квадраты газеты, а также ваза со свежими цветами.

Большинство уборных были вполне гигиеничными и нормально функционировали до тех пор, пока для естественного разложения отходов вдали от людей и источников водоснабжения оставалось достаточно времени и места. Конечно, помогало и то, что с отходами обходились по принципу компостной кучи, добавляя к ним равное количество волокнистых абсорбирующих материалов, таких как солома, опавшие листья, древесная стружка, мятая бумага и сухая земля. В некоторых районах рядом с уборной находился свинарник, и, чтобы отходы разлагались быстрее, к ним добавляли свиной навоз и грязную солому.

Вдали от городов уборными долго продолжали пользоваться даже в XX веке, поскольку это было гигиеничное и дешевое решение. Таким образом, для сельских викторианцев оно оставалось практически вне конкуренции.

Но как только число людей, пользующихся уборной, превышало ее возможности, яма быстро переполнялась. Если у вас был свободный участок земли, проблему можно было быстро решить. Вы выкапывали немного дальше новую яму и переносили постройку на новое место. Землю, извлеченную из новой ямы, можно было использовать для того, чтобы засыпать старую яму, содержимое которой затем продолжало спокойно разлагаться. Настоящие сложности возникали в густонаселенных областях, где у людей не было садов и земельных участков, отделяющих уборные от жилых домов и систем водоснабжения.

Пытаясь решить эту проблему, лондонские власти требовали, чтобы люди регулярно вычищали ямы под уборными (так называемые выгребные ямы). Когда уборная заполнялась, отходы выкапывали и вывозили из города в сельскую местность и сваливали в огромные компостные кучи, а затем, когда они уже не представляли опасности, разбрасывали по полям. По крайней мере, так все выглядело в теории. В каждом городском приходе были свои уличные сборщики мусора и официальные ассенизаторы, которые следили за чистотой в местах общественного пользования. Их повозки громыхали по улицам ночью, чтобы доставить поменьше неудобств. Местные законы требовали, чтобы хозяева частных домов регулярно нанимали специалистов для очистки своих домов и вывоза мусора. Увы, не все проявляли должную сознательность, и в судах довольно часто рассматривали дела, связанные с переполненными уборными, которые доставляли неприятности соседям.

По мере роста городов и увеличения плотности населения росли и проблемы. Потеки и лужи из переполненных и непригодных для выполнения своей задачи уборных особенно часто встречались в бедных районах, где люди с трудом могли позволить себе регулярный вывоз отходов. Недобросовестные домовладельцы тоже не горели желанием тратить деньги на свою собственность в трущобах. Совместное использование удобств только усугубляло проблему. Опрос, проведенный в Сандерленде в 1840-х годах, показал, что здесь одна уборная приходилась в среднем на 76 человек, в то время как в Вустере, согласно записям, одной уборной пользовались 15 семей. Журналист Генри Мэйхью часто писал о жизни лондонских бедняков. Его репортажи служили для современников призывом к действию, а его наблюдения отражали жизнь в городах и поселках по всей Британии. Однажды ночью он сопровождал повозку ассенизаторов, которые занимались своим делом — опустошали выгребные ямы, — и делали это почти так же, как их предшественники в последние триста лет. Их основным инструментом была специальная лопата на длинной ручке, с помощью которой они перекладывали экскременты в большие деревянные ведра. Затем ведра надевали на ручки лопат или на особый шест и переносили, взявшись за два конца, в стоящую на улице телегу. Мэйхью назвал запах «буквально тошнотворным». Если очищаемая уборная находилась в ухоженном дворе с прямым выходом на улицу, то операцию можно было провести, не доставляя особых неудобств жильцам и хозяевам. Но в бедных и многолюдных районах экскременты чаще приходилось переносить прямо через дома людей, нередко среди ночи. В викторианский период ассенизаторы брали около одного шиллинга за одну уборную — не слишком большой доход для них, однако существенный расход для рабочего класса. Выгребные ямы были обычно маленькими. Мэйхью пишет, что большинство городских выгребных ям были выложены изнутри кирпичом и вмещали около 0,75 кубического метра нечистот. Однако многие ямы не были выложены кирпичом, либо кирпичи не были скреплены между собой известковым раствором. Некоторые люди оставляли дно ямы голым, чтобы жидкое вещество могло беспрепятственно впитываться в почву — ночные ассенизаторы уносили только твердые отходы, все остальное уходило в землю. Жители подвалов порой обнаруживали, что эти жидкости просачиваются к ним.

В крупнейших городах, в частности в Лондоне, почва насыщалась человеческими отходами до такой степени, что они начинали просачиваться сквозь землю и загрязнять грунтовые воды, питающие колодцы. Даже люди, верившие в теорию миазмов, считали это крайне неприятным, однако связь между загрязненными грунтовыми водами и вспышками заболеваний обнаружили только в 1830–1840-х годах. Вода из этих колодцев была чистой на вид и ничем не пахла. Первыми признаки опасности разглядели первопроходцы эпидемиологии и микробной теории.

Рис. 38. Ассенизаторы за работой, 1861 г.

London Labour and the London Poor, 1861.

В 1849 году в лондонском Сити проверили более 15 тысяч домов. Результаты оказались неутешительными. В 21 доме в качестве выгребной ямы использовался погреб, в 30 домах выгребные ямы переливались через край, 223 выгребные ямы оказались заполненными. Около пяти тысяч ям оценили как представляющие опасность или находящиеся в антисанитарном состоянии. Таким образом, из всех проинспектированных домов около трети имели серьезные проблемы с человеческими отходами. Решение было найдено в бесперебойной подаче водопроводной воды. Считалось, что смывание отходов из тех мест, где люди живут и работают, создаст более здоровую обстановку. Но если частные предприниматели в ранневикторианских городах и поселках смогли достаточно оперативно обеспечить городских жителей водопроводной водой (хотя и не полностью), желающих взять на себя расходы, необходимые для сооружения водостоков и канализации для водоотведения, было совсем немного. Поскольку частное предпринимательство явно не справлялось с задачей, правительство вынуждено было принять меры со своей стороны, и в 1848 году оно запретило строить дома без канализации, соединенной с общественными канализационными системами. Тогда под общественными канализационными системами обычно подразумевались местные реки. Сэр Джон Саймон, в то время инспектор здравоохранения лондонского Сити, заключил в отчете, который должен был повлиять на принятие этого закона: «Часть Сити стоит на выкопанном под ним выгребном городе». Будучи в то время сторонником теории миазмов, он стремился убрать отходы из людских домов, но почти не думал о том, что будет с этими отходами дальше. Его великая дренажная инициатива первоначально имела успех — проблема ушла из частных домов в Темзу. Возникшая в предыдущее десятилетие проблема загрязнения почвы утратила остроту, однако добиться этого удалось ценой загрязнения водных путей. Понадобилось пережить Великое зловоние 1858 года, когда исходящий от реки тошнотворный запах заставлял занавешивать окна парламента тканью, пропитанной раствором хлорной извести, чтобы политики наконец признали: проблему необходимо решать.