Никита Елисеев - Блокадные после [litres с оптимизированной обложкой]

«В сквере на площади Островского они стали спорить, как повеселее провести вечер. Вот тут-то Юрьев и предложил совершить групповое изнасилование. Королев, а вслед за ним и остальные одобрили предложение. Как всегда, по указанию Королева распределили роли, выбрали и удобное для совершения преступления место – будку в том же скверике» [109] Там же. – С. 132 . Банда Королёва в тот вечер изнасиловала бойца штаба МПВО Зайцеву. Королёв был задержан на следующий день после изнасилования Зайцевой. «Во время задержания он оказал вооруженное сопротивление, пытался скрыться от преследовавших его сотрудников милиции, один из которых был ранен преступником. <���…> Когда кончились патроны, он вбежал в одну из квартир на улице Желябова, где и был задержан начальником ОБХСС Куйбышевского райотдела милиции Халипиным и оперуполномоченным 6 отделения милиции Ильиным. <���…>

Военный трибунал, рассмотревший 2–7 апреля 1945 года в судебном заседании уголовное дело по обвинению членов этой преступной группировки, приговорил Королева к высшей мере наказания – расстрелу, Иванова, Рядова, Юрьева, Дидро, Цирина и Еранова – к 10 годам лишения свободы. Красовская, Соловой и Бутелин получили по 8 лет лишения свободы.

Но… Королев не был расстрелян. 12 мая 1945 года решением Военной Коллегии Верховного Суда СССР в связи с Победой над фашистской Германией в Великой Отечественной войне смертная казнь ему заменили 10 годами лишения свободы» [110] Там же. – С. 133–134 .

Две важные вещи стоит отметить в этой истории. Первая, психологическая. Великий фильм Тарковского «Иваново детство» снят о несовместимости войны и детства. Но, оказывается, есть куда более страшный пример этой несовместимости. Иван в фильме Тарковского – несчастный мальчик с переломанной, покореженной войной душой. Он – герой. Мученик. Оказывается, есть другая сторона медали, не герой, но антигерой. Мальчик, который привык спокойно, не волнуясь, смотреть на гибель от холода, голода, снарядов и бомб и получать удовольствие от того, что он-то жив, и хорошо жив, надёжно прикрыт, если не от снарядов и бомб, то от холода и голода – точно. Мальчик, узнавший, что можно использовать чужую гибель для своей хорошей жизни – вот этот вариант пострашнее.

Вторая, социологическая. Социальный слой, выкинувший из себя такого монстра, как Борис Королёв, не может исчезнуть бесследно. Он остался, применим медицинскую метафору, метастазом в организме города. Не исключено, что превращение Петербурга в 90-е годы в «криминальную столицу» России было связано с подспудным существованием этого слоя вульгарных ницшеанцев, социал-дарвинистов и «белокурых бестий». Память места есть память места, как бы ни хотелось назвать эту память мистикой. А не названная, не обозначенная словами, оставленная вне рефлексии память места куда сильнее памяти места, названной, словами обозначенной, исследованной.

О станковых литографиях «Ленинград» Анатолия Каплана, самой известной графической серии, изображающей послеблокадный город, можно рассказывать двумя разными способами – и оба будут равноправны.

Первый. В трагедии Ленинградской блокады теперь принято усматривать не только арифметические, но и сущностные параллели с Холокостом, например, сравнивать жизнь в блокированном городе с тем, как была устроена жизнь в Варшавском гетто [111] Есть ли такие параллели на самом деле – не знаю. Это должно быть предметом длинного и совершенно отдельного разговора. . Кому же, как не художнику, ставшему в 1950-1970-х гг., главным репрезентантом стертого с лица земли мира еврейских местечек, пристало изобразить город, просыпающийся от смертного сна.

Второй. Короткая оттепель в конце Великой Отечественной войны и в первый послевоенный год. Художник, получивший образование в благоприятствовавших искусству 1920-х годах, возвращается домой из эвакуации и, глотнув воздуха блокадной свободы (за которую ленинградцам пришлось скоро дорого заплатить), создает серию поразительно свободных, европейских, импрессионистических литографий. И эта графика – не только репрезентация «возрождения Ленинграда из руин», но и яркий памятник «послевоенного Возрождения», когда призрак художественной свободы оживал вместе израненным городом. Как известно, это «возрождение» было налету убиты заморозками, сменявшими очередную короткую оттепель.

Есть еще и третий способ построения нарратива – биографический, то есть нейтральный. На нем и остановимся.

Анатолий Каплан (1903–1980) прожил достаточно долго, чтобы многое успеть. Но только работы, созданные во второй половине жизни, принесли ему мировую славу. Осевое событие, превратившее малоизвестного дизайнера и книжного иллюстратора в знаменитого художника – серии литографий «Ленинград», «Восстановление Ленинграда», «Пейзажи Ленинграда», созданные, когда Каплану было уже за сорок. Именно с этого перевала, разделившего жизнь художника на две части, удобно обозревать ее целиком.

Танхум Каплун (так на самом деле звали художника) родился в белорусском городе Рогачеве (Могилевская губерния) в семье мясника Лейвика Каплуна и его жены Сары. Рогачев был небольшим, но достаточно зажиточным уездным городом и важной пристанью на Днепре. Впоследствии Рогачев превратился в работах художника в символ еврейского местечка, местечка как такового, но Каплан всегда рисовал только бедные, бревенчатые окраины Рогачева, осознанно не замечая провинциальный кирпичный модерн центральных улиц.

В 1921 г. будущий художник переехал в Ленинград и, с перерывом на эвакуацию, остался в нем на всю жизнь. В Ленинграде Каплан сделал свою фамилию более благозвучной, а впоследствии русифицировал имя. В Ленинграде Каплан поступил на отделение живописи во ВХУТЕИН (Академию художеств), где и проучился до 1927 г. Его профессорами в Академии были как модернист К. С. Петров-Водкин, так и реалист А. А. Рылов. В студенческие годы Каплан через своего белорусско-еврейского земляка и соседа по общежитию, писателя Дойвбера Левина, познакомился с обэриутами и принял участие в их затеях. Именно Каплан, по воспоминаниям современников, готовил костюмы и декорации для постановки пьесы Хармса «Елизавета Бам» в 1928 году. Впоследствии Каплан говорил, что многим обязан в своем творчестве встречам с Даниилом Хармсом.

Следующие десять лет прошли незаметно: молодой художник проиллюстрировал несколько книг, ездил на этюды в родной Рогачев, занимался графическим дизайном. В 1937 г. Музей этнографии народов СССР (ныне Российский этнографический музей) начал готовить выставку «Евреи в царской России и в СССР» и, наряду с другими художниками, пригласил к работе над выставкой Танхума Каплана. Он должен был выполнить ряд изображений в новой для себя технике литографии. Художник начал осваивать литографию, которая впоследствии прославила его имя, в Экспериментальной литографской мастерской под руководством Г. С. Верейского. Первые литографические опыты прервали война и эвакуация.