Раймон де Рувер - Возвышение и упадок Банка Медичи. Столетняя история наиболее влиятельной в Европе династии банкиров

Одной из целей поездки Пильи в Брюгге, очевидно, было превращение коммандитного товарищества в обычное товарищество, в название которого вернулись бы имя и торговая марка Медичи. Нори хотелось, чтобы старшие партнеры образовали обычное товарищество для защиты своей чести и репутации в Лондоне. Однако в том случае, если бы они отказались так поступить, он соглашался дослужить до окончания действия своего контракта. В конце концов, заявлял Нори, он гордится своей репутацией и тем, что, «хотя он итальянец», его любят в Сити. Наверное, правильнее было бы употребить слово «терпят», потому что в то время англичане испытывали сильное предубеждение против иностранцев. Особенно плохо обитатели Сити относились к «ломбардцам», считая их агрессивными захватчиками. Они не останавливались ни перед чем, чтобы вытеснить итальянцев из контроля над морской торговлей. Распространенные настроения нашли выражение в поэме Libelle of Englyshe Polycye (1436). Ее автор изливает ярость на венецианцев и флорентийцев, которые на своих галерах привозят «обезьян и шлюх, безделушки и отбросы», а вывозят жизненную основу Англии – ее драгоценную шерсть.

В самом деле, шерсть считалась главной статьей английского экспорта, хотя с ростом экспорта сукна количество шерсти неуклонно сокращалось. Но флорентийцам нужна была шерсть; в гораздо меньшей степени их интересовали свинец, олово, медные подсвечники и некоторые другие товары. Они покупали мало сукна; однако в переписке Медичи время от времени встречаются слова suantoni (сукно из Саутгемптона) и charisea (грубое домотканое сукно). В принципе, монополией на экспорт шерсти обладала Компания купцов-стапельщиков Кале. Именно в этот город свозились все запасы шерсти, которой торговала компания. Допускались лишь два исключения из правила: во-первых, грубую шерсть из Шотландии и с севера Англии можно было напрямую из Бервика и Ньюкасл-он-Тайна посылать в Брюгге и Мидделбург, не завозя ее в Кале; во-вторых, по особому разрешению, выданному королем, можно было экспортировать шерсть в любое место через Гибралтар. Конечно, какое-то количество шерсти итальянцы покупали у Компании купцов-стапельщиков Кале, а оттуда по суше переправляли ее в Ломбардию. И все же основная часть шерсти приобреталась по королевской лицензии. Ее доставляли на галеры, которые выходили из Сандвича или Саутгемптона. Конечно, такая торговля возбуждала стойкое противодействие участников Компании купцов-стапельщиков Кале, которые считали действия итальянцев нарушением их монополии. В этом состояла одна из главных причин, почему итальянцы не пользовались любовью в Сити; периодически там даже вспыхивали антиитальянские мятежи. С течением времени получить лицензию на вывоз шерсти становилось все труднее; их можно было добыть лишь в обмен на услуги, оказанные королю. Из всех услуг король больше всего ценил займы, и его спрос на займы не уменьшался. Такая услуга стала еще более насущной с началом Войны Алой и Белой розы, которая вспыхнула в мае 1455 г. и с перерывами продолжалась до 1485 г. Война опустошала королевскую казну. Вот на каком фоне разыгралась трагелия лондонского филиала Банка Медичи.

Отказать королю было невозможно: флорентийские галеры почти всецело зависели от груза шерсти на обратном пути, а у Фландрии, как уже объяснялось, сложился очень неблагоприятный баланс в торговле с Италией, и ей нечего было предложить в качестве обратного груза. Галеры приходили в Слёйс или вставали на рейде в Зеландию главным образом для того, чтобы разгрузить экспортные товары. Затем они шли в Саутгемптон, где разгружали остальное и принимали на борт партии шерсти с небольшим количеством олова или свинца в качестве балласта. Будь все по-другому, галеры сначала заходили бы в Саутгемптон и уже оттуда отправлялись во Фландрию. Причина очевидна: для того, чтобы загрузить или разгрузить корабль, вначале он должен быть пустым.

Доступные доказательства не оставляют места для сомнений. В переписке упоминается несколько маршрутов следования флорентийских галер. Во всех конечным пунктом называется Саутгемптон, а Слёйс считался портом захода только для рейсов, отбывающих в дальнее плавание. То, что Саутгемптон гораздо ближе, чем Слёйс, если плыть со стороны мыса Финистерре к Ла-Маншу, не играет никакой роли. Даже в наши дни, по морским обычаям, обратный отрезок пути начинается после того, как корабль принимает на борт входной груз, и не раньше: дело не в расстоянии, а в погрузке и разгрузке. Если этого доказательства недостаточно, в главе 7 приводятся перечни грузов флорентийских и бургундских галер. До 1464 г. флорентийские галеры, в противовес генуэзским карракам, с трудом заполняли трюмы даже во время заграничных рейсов, потому что специи и предметы роскоши, хотя и стоили очень дорого, занимали мало места. После 1464 г. ситуация в корне изменилась: главным грузом на заграничных рейсах из Италии стали папские квасцы, а главным импортируемым грузом – шерсть. Как-то в Северном море захватили бургундскую галеру, когда она шла от острова Валхерен в Англию. Оказалось, что лишь малая толика перевозимого груза на галере предназначалось для Италии. Основную часть составляли квасцы, которые перевозили в Саутгемптон, и немного предметов роскоши (парча, золотая нить), которые направлялись туда же.

Управляющих филиалами в Лондоне и Брюгге постоянно волновало, как выплатить долги Италии. Филиал в Брюгге обычно пополнял счет в Испании, но этого было недостаточно для покрытия дефицита. В письме от 4 октября 1453 г. Симоне Нори делился своими мыслями: «Как вам известно, нам здесь (в Италии. – Авт. ) всегда нужны средства». И Томмазо Портинари, управляющий филиалом в Брюгге, в письме от 9 ноября 1464 г. поздравлял самого себя с тем, что он рассчитывал добыть партию шерсти, которую можно обменять на квасцы. Хотя управляющие Банком Медичи прекрасно понимали, что когда-нибудь долги придется возвращать, едва ли они до конца сознавали, что стойкий торговый дисбаланс в международных отношениях порождал экономическую проблему первой величины, которую не в силах были разрешить предприниматели, пусть даже и способные, в пределах одной компании.

К сожалению, после Джероццо де Пильи управляющие Банком Медичи в Лондоне отнюдь не отличались выдающимися способностями. Как представляется, лучшим из них был Симоне Нори, но он отличался мягким, покладистым характером, и ему недоставало важного качества: жесткости на переговорах и умения выторговать лучшие условия. Сначала все шло довольно неплохо, поскольку денежные средства еще не ушли на займы королю. Дела развивались хорошо. В конце лета 1453 г. Нори верхом поехал в Котсуолд, чтобы купить шерсть. Он собирался купить всего 60 мешков, но, поскольку настриг оказался необычно большим, а цены низкими, по 11 марок (7 ф. ст. 6 ш. 8 п.) за мешок, он не сумел удержаться от искушения и купил 100 мешков. Шелковые ткани из Флоренции пользовались большим спросом. В то время шелка лучше продавались в Лондоне, чем в Брюгге, – скорее всего, благодаря подготовке к крещению принца Эдуарда, сына Генриха VI и Маргариты Анжуйской. Рождения наследников и свадьбы в королевской семье всегда были поводом для праздников и пышных нарядов.