Иван Снегирёв - Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора

— Эка, куда тебя занесло! — не выдержал Николай Павлович. — Патриотизм есть святое понятие, которое с молоком матери впитывает каждый истинно русский человек. Патриотизм, то есть любовь к своему народу, царю, своей вере — это столпы, на которых держится Россия, и мы никому не позволим их расшатывать!.. Странно мне слышать от тебя, Александр Христофорович, подобные речи, ведь ты-то как раз и должен всеми силами поддерживать наши устои.

— Я рискую навлечь на себя ещё больший гнев вашего величества, однако именно для того, чтобы государство российское не пошатнулось, вынужден обратить ваше внимание на вопиющие недостатки нынешней системы, — продолжал Бенкендорф с той отчаянной удалью, с которой ходил когда-то в кавалерийские атаки на французов. — У нас тормозится всё живое, — всё, что должно было бы способствовать продвижению вперёд. Мы всё больше отстаём от времени, что само по себе плохо, но становится особенно опасным из-за того, что наши противники более и более опережают нас. Взять, хотя бы, положение с железными дорогам и пароходами…

— Постой, ты же сам входишь в надлежащий комитет, — перебил его император. — Вот и занимайся развитием паровой тяги, — кто спорит, дело нужное! — и я уверен, что в России найдутся люди, которые справятся с этим лучше, чем англичане и американцы. Запустили же мы железную дорогу от Петербурга до Царского Села, и пароход у нас от Петербурга до Кронштадта два раза в день бегает.

— Ваше величество, однако… — хотел продолжить Бенкендорф, но Николай Павлович сделал ему знак замолчать: — Я вижу, ты не в духе сегодня, — сказал он. — Приезжай вечером на маскарад, будет весело. Первый маскарад после Великого поста, — разговеемся, — Николай Павлович заговорщицки подмигнул графу.

— Благодарю, ваше величество, но мне нездоровится, — отказался помрачневший Бенкендорф. — Но как быть с Николаем Гоголем: можно ли дозволить ему печатать «Мёртвые души»? — спохватился он.

— Гм, «Мёртвые души»… — задумался Николай Павлович. — А почему это поэма: он, что же, в стихах пишет?

— Нет, имеется в виду нечто эпическое. Из донесений наших агентов, входящих в близкий круг Гоголя, следует, что первая часть этой так называемой поэмы критическая, вторая замышляется автором в духе исправления недостатков, указанных в первой части, а третья часть будет посвящена возвышению и неудержимому порыву России вперёд, — пояснил Бенкендорф.

Николай I и его сподвижники.

Литография с картины Ф. Крюгера, 1840-е годы

— Вот видишь, многие верят в великое русское будущее! — воскликнул довольный Николай Павлович. — Да, я не ошибся в Гоголе: из него выйдет настоящий русский патриот; пусть печатает «Мёртвые души» — этим мы в очередной раз докажем злопыхателям, что не боимся правды, ибо правда на нашей стороне.

Расставшись с Бенкендорфом, император позвал Фёдора.

— Бутурлин всё ждёт? — спросил Николай Павлович.

— Куда ему деться? — пожал плечами Фёдор. — Дожидается, притомился уже.

— Пусть зайдёт. И больше никого сегодня не приму: хочу побыть с семьёй, а вечером — на маскарад, — сказал Николай Павлович, взглянув на себя в зеркало и поправив парик.

— Понятно, — пост прошёл, можно скоромным побаловаться, — усмехнулся Фёдор.

— Да как ты смеешь? — возмутился Николай Павлович. — Много себя позволять стал — смотри, договоришься!

— Виноват, ваше величество, — спокойно ответил Фёдор. — Так звать Бутурлина?

— Зови, а сам останься в передней, — приказал Николай Павлович.

Фёдор снова поклонился, пряча усмешку.

Михаил Бутурлин был нужным человеком для императора: когда-то Бутурлин успешно сыграл роль сводника для Николая Павловича и жены своего родного брата — известной красавицы Елизаветы Бутурлиной, урожденной Комбурлей, — и с тех пор приискивал для царя молодых привлекательных особ из петербургского высшего света и полусвета.

Николай Павлович часто увлекался женщинами: бывало, он возбуждался страстью, просто повстречав на прогулке или в театре прелестное создание в юбке. За ней тут же устраивали слежку и затем предупреждали родителей или мужа, какое ей выпало счастье. Отказа Николай Павлович не получал никогда, потому что, с одной стороны, родня понравившейся ему особы или её супруг извлекали немало выгод от подобной связи; а с другой стороны, существовало немало женщин, которые готовы были на близость с Николаем Павловичем только из-за того, что он был императором и этим превосходил всех мужчин России.

В результате, Николай Павлович был грозой всего женского мира Петербурга. Некий петербуржец в частном письме, перехваченном полицией, писал: «Всякому известно, что император Николай Павлович пользуется репутацией неистового рушителя девических невинностей. Можно сказать положительно, что нет и не было при дворе ни одной фрейлины, которая была бы взята ко двору без покушения на её любовь самого государя, и едва ли осталась хоть одна из них, которая бы сохранила свою чистоту до замужества. Обыкновенно порядок такой: берут девушку знатной фамилии во фрейлины, употребляют её для услуг государя, и затем императрица сватает обесчещенную девушку за кого-нибудь из придворных женихов».

Лишь однажды случился скандал, вызвавший долгие пересуды в Петербурге. Княжна Хилкова, употреблённая для услуг Николая Павловича и, по обыкновению, произведённая в фрейлины, была затем обручена с князем Сергеем Безобразовым. Накануне свадьбы она призналась ему в своём грехе, и Безобразов, отличавшийся гордым и вспыльчивым нравом, порвал всяческие отношения с Хилковой, оставил Петербург и уехал воевать на Кавказ. Ходили слухи, что князь Сергей постригся потом в монахи на Афоне, а некоторые говорили, что построил себе скит в глухих муромских лесах, а иные утверждали, что он стал бродягой и живёт Христа ради.

Помимо фрейлин, Николай Павлович «дурачился», как он сам это называл, с выпускницами Смольного института и актрисами императорских театров. Настоятельницей Смольного института была Юлия Фёдоровна Адлерберг, — мать Владимира Адлерберга, друга детства Николая Павловича, — которая считала патриотическим долгом своих воспитанниц удовлетворять желания императора.

Смотрителем театров был Александр Михайлович Гедеонов, искренне полагавший, что сцена служит лишь для показа прелестей хорошеньких актрис и танцовщиц, а театр — это нечто вроде большого сераля. Не стесняясь своим возрастом и положением, Гедеонов долгое время сожительствовал с юной танцовщицей Еленой Андрияновой и почитал за честь рекомендовать подобных молоденьких служительниц Терпсихоры, Талии и Мельпомены императору — благодаря Гедеонову, он провёл немало приятных часов в обществе самых красивых актрис Петербурга.