Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

Добрянский клялся в верности Австро-Венгрии и отвергал обвинения поляков в том, что русины, заявляя о единстве с большим русским народом, ставили под сомнение преданность Габсбургам. При этом самую упорную полемику Добрянский вел с единоплеменниками – главным образом теми, кто сбился с пути и пристал к украинскому проекту. Характеризуя идейные основы украинофильства, он пишет: “Украинский вопрос, представленный в форме своей настоящей, основывается на историческом выводе о бывшей самостоятельности Украины козацкой, и определяется близше старобытностью наречия малорусского и самостоятельностью новейшей литературы южнорусской… Последной [конечной. – Пер.] его целью есть самостоятельность Украины” 19. Исторические и языковые аргументы украинофилов казались ему ошибочными, а их политическую программу – то есть вхождение Украины в общеславянскую федерацию либо полная независимость – он считал угрозой мировому порядку.

На возвышение польской аристократии в Галиции в конце 1860-х годов, после того как империя Габсбургов, потерпев поражение в войне с Пруссией, была вынуждена воссоздать себя в форме Австро-Венгрии и иметь дело с прежними хозяевами Галиции – поляками – русофилы и украинофилы ответили по-разному. Первые возлагали надежды на могущественного православного царя и желали влиться в общерусскую нацию, вторые же присматривались к украинофильскому движению в Российской империи. Они воображали своих земляков частью не 60-миллионного русского народа, как Дедицкий и Добрянский, а 15-миллионного украинского. Если русофилы разделяли консервативные убеждения и были тесно связаны с церковью, украинофилы (они же “народовцы”, то есть народники) были в целом более радикальны, включали в себя и светскую интеллигенцию. Они отвергли и консерватизм “Слова”, искусственный язык, на котором выходила газета. Они хотели, чтобы литературный язык русинов был максимально близок разговорному языку народа, этот язык они определяли как украинский.

В конце 1860-х – начале 1870-х годов украинофильское движение в Австро-Венгрии проходило период институализации. В 1868 году украинофилы создали общество “Просвiта” (“Просвещение”) для проведения культурной работы среди крестьян. В 1873 гoду возникла уже ориентированная на высокую культуру организация украинофильского направления – Общество имени Шевченко. Инициатива его создания и средства на осуществление пришли с берегов Днепра – меценаткой выступила Елизавета Милорадович (в девичестве Скоропадская), представительница знатного казацкого рода, который дал Украине одного гетмана, а со временем даст и другого. Украинофилы Российской империи снабжали Галицию не только деньгами, но и – важнее – идеями. Запреты на издание книг на украинском языке в Российской империи превратили австрийскую Галицию в привлекательный рынок для украинских писателей и активистов. Российские украинофилы помогали галицийским в создании украиноязычной прессы. Так, в 1867 году благодаря усилиям Пантелеймона Кулиша, одного из видных кирилло-мефодиевцев и ключевой фигуры в украинском движении конца 1850-х – начала 1860-х годов, вышел первый номер журнала “Правда”. Вынужденно покинув Российскую империю, Михаил Драгоманов стал одним из его постоянных авторов.

Михаила Юзефовича не зря тревожило возможное влияние “Правды” на политическую и общественную мысль по обе стороны русско-австрийской границы. Другие авторы Эмского указа стремились свести это влияние к минимуму и затормозить развитие “вредного” направления в обеих империях не только подрезая крылья российских украинофилов, но и поддерживая деньгами русофильское издание в Галиции. Но подобная тактика себя не оправдала. С введением новых ограничений еще больше украинских авторов обращались к галицийской прессе – это было единственное окно к читателю, и симпатии к украинофильскому проекту в Галиции возрастали.

С другой стороны, утвержденная царем субсидия газете “Слово” до галицких русофилов не доходила в течение многих лет из-за бюрократических проволочек или воровства чиновников. В 1879 году редактор газеты уведомил высоких покровителей, что так и не увидел денег, которые должны были поступать к нему по дипломатическим каналам. В 1880-х годах российское правительство возобновило финансовую помощь своим сторонникам в Галиции, но было уже поздно. Теперь русофилы Австрии оказались под постоянно возрастающим давлением своего правительства: растущее напряжение в русско-австрийских отношениях привело к тому, что русофильство стало казаться угрозой намного более серьезной, чем украинофильство с его мечтами о всеславянской федерации, об автономной либо независимой Украине.

Российские власти тепло принимали русофилов, бежавших из Австро-Венгрии, становившейся все более враждебной к ним. Но предпочитали держать идеологически мотивированных беженцев подальше от спорных земель Правобережной Украины. Их принимали в губерниях северо-запада либо на Холмщине – в бывшем Царстве Польском. Именно там сохранилась последняя крупная униатская община Российской империи, до 1863 года “объединительное” рвение Иосифа Семашко и его последователей Холмщины не касалось, но к 1875 году они все жевлились в имперскую православную церковь.

Священники и семинаристы-русофилы в Галиции, рожденные, воспитанные и получившие образование в греко-католичестве, принимали православие, желая стать частью общерусской нации, и успешно насаждали русскую имперскую идентичность среди недавних униатов, обращенных в православие силой. В 1881 году на Холмщине служил 291 священник, из этого числа 143 – почти половина – были бывшими галицийскими униатами. Из царской казны они получали жалованье, значительно превосходившее их доход на родине. Это было еще одним стимулом оставить поле боя в Галиции украинофилам и присоединиться к победителям в польской провинции Российской империи.

Нараставший поток иммигрантов-русофилов из Галиции свидетельствовал о том, что Россия в этом австрийском крае битву за умы проигрывала. Победа должна была достаться украинофилам, чьи силы Петербург невольно укреплял запретительными мерами против украинского языка и культуры внутри империи. Побочные эффекты таких мер не ускользнули от внимания некоторых столичных сановников. Среди них оказался и новый, либерально настроенный министр внутренних дел – Михаил Лорис-Меликов. Заняв должность в августе 1880 года, он благосклонно отнесся к проекту либо полной отмены Эмского указа, либо его существенного смягчения. Предполагалось ослабить давление на культурную жизнь и книгоиздание украинцев. Лорис-Меликов надеялся вернуть доверие к правительству. На украинских землях это было недостижимо, пока сохранялось действие Эмского указа: закон не позволял даже спеть на театральной сцене украинскую песню. Такие ограничения возмущали даже самых лояльных представителей малорусской элиты.