Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

Несмотря на борьбу между наследниками Сталина, после смерти диктатора политическая напряженность в целом ослабла. В конце войны Сталин попытался вернуть партийный контроль над идеологией и культурой, в какой-то мере утраченный за это время, и восстановить главенство России и русских в советской иерархии народов. Эпоха Жданова, названная в честь Андрея Жданова, главного идеолога этого периода, ознаменовалась официальными нападками на все проявления либерализма или отклонения от партийной линии. Под прицел попали и любые примеры открытости Западу – неважно, реальные или мнимые, – и любые сочинения, посмевшие отклониться от русской реалистической традиции имперской эпохи. Среди жертв были не только писатели и художники, но и Георгий Александров, всемогущий глава пропагандистского аппарата в дни войны. Его обвинили в том, что он недостаточно сильно осудил идеализм в своей книге “История западноевропейской философии”. А известного режиссера Сергея Эйзенштейна винили в том, что во второй части фильма об Иване Грозном он изобразил царя слабым и растерянным. Первой частью, вышедшей в 1945 году, Сталин восхищался.

Кампания Жданова, призванная поддержать руссоцентричный характер официальной идеологии и культуры, получила новый импульс в 1948 году, с началом холодной войны. Новый международный конфликт, спровоцированный действиями Советского Союза в оккупированной Восточной Европе, где Сталин установил коммунистические режимы, и геополитическим соперничеством в Турции и Иране, столкнул Москву и ее бывших союзников – американцев и англичан. Недавно созданное еврейское государство Израиль стало ареной соперничества в необъявленной войне за мировое влияние. Советы пытались превратить его в своего союзника на Ближнем Востоке. В то же время Кремль начал недоверчиво присматриваться к советским евреям, подозревая их в сочувствии Западу. Центральным мотивом новой идеологической кампании в СССР была борьба с “безродным космополитизмом”, под прикрытием которой преследовались евреи, а в понимание русской культурной традиции и идентичности внедрялись ксенофобские и антизападные элементы.

Возврат к руссоцентризму означал возрождение антинационалистических кампаний в нерусских республиках. С 1946 года партия приняла ряд постановлений по борьбе с предполагаемыми националистическими отклонениями в республиках, в том числе на Украине и в Белоруссии. История литературы стала мишенью для нападок в обеих республиках. В Белоруссии авторов одного исследования обвинили в том, что они проводят прямую линию от “польской шляхты” и “западников и либералов былых времен” к советской белорусской литературе, пренебрегая исторической связью двух демократических литератур и культур – белорусской и русской.

На Украине партийные идеологи тоже разбирали детали в истории литературы, разоблачали ошибки и, например, осудили оперу “Богдан Хмельницкий” за то, что прогрессивная роль русского народа была отражена в ней недостаточно. Александр Довженко также попал под удар. Ему было запрещено покидать Москву и бывать на Украине. В 1951 году развернули кампанию против одного из лучших украинских поэтов Владимира Сосюры за его патриотическое стихотворение “Любіть Україну” (1944). То, что в военное время приветствовалось, теперь осуждалось как проявление украинского национализма.

Никита Хрущев принимал активное участие в инспирированной Сталиным атаке на деятелей украинской культуры до декабря 1949 года, когда его работа в республике завершилась. Но, выйдя из-под контроля диктатора после смерти последнего, Хрущев стал отходить от прежней политики. В этом аспекте он оказался скорее продолжателем дела своего оппонента Лаврентия Берии.

Эпоха Хрущева известна несколькими довольно амбициозными реформами, включая децентрализацию принятия решений, касавшихся экономики, передачу полномочий в регионы, попытки оживить страдающее сельское хозяйство через выплату колхозникам заработной платы, а также масштабную программу по строительству нового жилья в городах. Но мало какая из инициатив Хрущева привлекла столько внимания, как кампания по десталинизации, в ходе которой были осуждены преступления Сталина против партийной, государственной и военной элиты, а также в целом партии (но не против народа), политические заключенные были освобождены из ГУЛАГа, и начались общественные дискуссии об экономическом, социальном и культурном развитии. Ослабление идеологического контроля при Хрущеве в конце 50-х годов стало особым временем в политике и культуре, получившим название оттепели.

Поиск новой национальной политики стал составной частью реформ Хрущева, тесно связанных с проблемой десталинизации. Хрущев изначально не решался на активные действия в национальном вопросе. Суть и ограничения его мышления хорошо видны на примере изменений, внесенных в гимн СССР. В 1955 году упоминания о Сталине из гимна были изъяты, а вместо них вписали строки о партии, которая изначально, когда гимн редактировал Сталин, даже не упоминалась. Теперь коллективное руководство и мудрость партии пришли на смену власти авторитарного лидера. Но в остальном гимн, включая “Великую Русь”, “сплотившую народы”, остался прежним.

В январе 1954 года Хрущев выступил со своей первой крупной общественной инициативой – пышно отпраздновать 300-летие перехода казаков Богдана Хмельницкого в русское подданство. Сопутствующая идеологическая кампания показала границы, в которых российский имперский нарратив можно было объединить с другими национальными нарративами под вывеской марксистской теории и советской дружбы народов. Решение казаков Богдана Хмельницкого принять протекторат московского царя, оформленное на Переяславской раде в 1654 году, отмечалось как праздник единения русского и украинского народов.

Термин “воссоединение” отсылает к “объединению” или “собиранию” Руси, которые всегда волновали русскую имперскую историографию. Оно имело смысл в имперский период, когда догматом, не подлежащим сомнению, было убеждение, что Русь – или, точнее, Россия – была во времена киевских князей населена одним народом, затем разделенным монголами, литовцами и поляками, затем, в XVI–XVII веках, собранным под властью московских царей. Но советские историки утверждали, что русские и украинцы – это разные народы, а не две ветви одного народа. Как их можно было воссоединить, если, по советской версии, Украины и России во времена Киевской Руси еще не существовало – этого парадокса советские пропагандисты так никогда не разрешили. Однако термин вернулся – и с ним вернулась модель общерусского народа, сперва разделенного врагами-иноземцами, а затем воссоединенного усилиями русских правителей.