Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

Петр Машеров, руководитель Белоруссии, относился к тому типу партийных чиновников, которым не требовались особые указания, чтобы проводить национальную политику в духе брежневского СССР. Он правил республикой 15 долгих лет, с 1965 по 1980 год, когда погиб в автомобильной катастрофе. Советская Белоруссия, бывшее захолустье Польши и имперской России, стремительно развивала экономику. Под надзором Машерова в 1960-х и 1970-х годах лояльность советскому режиму стала главной частью новой белорусской идентичности. Есть основания полагать, что Машерова поддерживал советский премьер Алексей Косыгин, и он был не в ладах с Леонидом Брежневым и его приближенными. Но, в отличие от Шелеста, Машеров оставался в должности до своей неожиданной смерти. Он защищал экономические интересы республики, но никогда не воспринимал возрождение белорусского языка и культуры как цель. И, опять же в отличие от Шелеста, Машеров никогда не говорил публично на национальном языке республики и не проявлял интереса к древней истории этих земель.

В Отечественную он был партизаном; в 1944 году, в возрасте 26 лет, получил высшую советскую награду – звание Героя Советского Союза. Его интересовал только один вид истории – история Великой Отечественной войны.

Машеров построил памятники героям и жертвам войны, превратив феномен партизанского сопротивления нацистам в основополагающий миф о советской белорусской нации. В отличие от украинцев, с гордостью вспоминавших времена Киевской Руси и Гетманщины, белорусы не имели краеугольного камня своей истории и с готовностью принимали часть общесоветской мифологии Великой Отечественной войны.

У Машерова было мало проблем с местной интеллигенцией. Один из ее самых талантливых представителей, писатель Василь Быков, посвятил большую часть своих творений опыту Второй мировой войны – главному интересу Машерова и теме, благодаря которой возникла тесная связь белорусской и советской идентичности. И в то время, когда Россия и Украина массово порождали диссидентов-националистов, Белоруссия оставалась верной и благодарной режиму.

К началу 1980-х годов коммунизм, вопреки обещаниям Хрущева, не только не наступил – его даже не было видно на горизонте. Но один из его элементов – формирование единой политической нации, советского народа, – достиг реального прогресса. И яснее всего это проявилось в распространении русского языка, этого lingua franca СССР, формально обозначенного как язык межнационального общения. В 1970 году 76 % советского населения заявили, что свободно владеют русским языком. С 1970 по 1989 год число нерусских, утверждающих, что хорошо владеют русским языком, увеличилось с 42 до 69 миллионов человек. Это был большой успех, но прирост в основном приходился на восточнославянские области СССР.

Рост числа владеющих русским по всему СССР распределялся неравномерно. Из 290 миллионов советских граждан примерно 75 миллионов владели им слабо, и жили они преимущественно за пределами восточнославянского ядра Союза. Власти были особенно обеспокоены ситуацией в Центральной Азии и на Кавказе, где недостаточное знание русского языка препятствовало эффективной интеграции новобранцев в Советскую армию, в то время воевавшую в Афганистане. Нерусские в этих регионах продолжали жить в пределах своих этнических групп, причем смешанные браки были скорее исключением, чем правилом. Только восточные славяне и высокоурбанизированные евреи свободно вступали в браки с представителями другого народа. Из тех нерусских, которые заявляли переписчикам о свободном владении русским языком, большинство составляли украинцы, белорусы и евреи. Из 65 миллионов нерусских советских граждан, в 1989 году утверждавших, что в совершенстве знают русский язык, 55 миллионов были украинцами и белорусами.

В 1970-х и 1980-х годах русификация в восточнославянских республиках – Украине и Белоруссии – набирала обороты. Это привело не только к тому, что по-русски стали намного чаще говорить на предприятиях и в учебных заведениях в крупных городах (с заметным исключением Западной Украины), но и к тому, что снизилось национальное самосознание украинцев и белорусов, если определять его по указанию участниками переписи украинского или белорусского языка как родного. Число этнических украинцев, назвавших русский родным, увеличилось с 6 % в 1959 году до io % в 1979-м и 16 % в 1989-м. Еще более резким стал спад в Белоруссии, где за тот же период доля белорусов, считавших русский родным, возросла с 7 до 16 % и, наконец, до 20 %: иными словами, каждый пятый белорус считал себя русским, независимо от того, какая национальность была записана в его паспорте.

В то время как перспектива создания единого советского народа из славян и неславян явно была под угрозой, формирование советского, а на деле большого русского народа из восточных славян шло полным ходом. Казалось, ничто не мешало осуществить давнюю мечту имперских нациестроителей – создать общерусский народ. Их преемникам для завершения проекта требовалось только одно – время. Но к концу 1980-х годов его у строителей советского народа уже не осталось.

Всего за три неполных года скончались три генеральных секретаря партии. Леонид Брежнев, правивший страной 18 лет, умер в ноябре 1982 года. Его преемник, бывший глава КГБ Юрий Андропов, – в феврале 1984-го после долгой болезни. Константин Черненко, сменивший Андропова, – в марте 1985-го. В одряхлевшем Советском Союзе давно уже не было новых идей, а к середине 80-х годов в нем не осталось и руководителей, способных преданно следовать прежним моделям – и идеологическим, и экономическим, и социальным.

Новый советский лидер, 54-летний Михаил Горбачев, энергично стремился к переменам. Самой очевидной и срочной проблемой, стоявшей перед ним, было печальное состояние советской экономики, пребывавшей в свободном падении. Ежегодный рост доходов, с 1930-х годов составлявший в среднем примерно 14 %, в 1950-х снизился до ю%, а в первой половине 1980-х упал еще ниже – приблизительно до 5 %. И это были официальные цифры. ЦРУ оценивало рост доходов СССР с 1980 по 1985 год на уровне, близком к 2 %, а в постсоветский период озвучивались еще более низкие показатели. Тем временем население Советского Союза возрастало намного быстрее: 180 миллионов человек – в начале 1950-х, 280 миллионов – в середине 1980-х. К марту 1985 года, когда Горбачев вступил в должность, в СССР уже привыкли к нехватке не только потребительских товаров, но и продовольствия. Экономику нужно было спасать, причем быстро.

Новому лидеру предстояло столкнуться с целым рядом трудностей, проистекавших из того, что правящая партия и элита утрачивали легитимность. Коммунисты правили страной не только через террор и принуждение. Они сулили светлое будущее, достижение коммунизма, олицетворением которого в сознании широких масс было изобилие продуктов питания и товаров. Хрущев обещал, что это райское блаженство наступит в начале 1980-х годов. Время шло, коммунизм на горизонте не появлялся, экономика переживала упадок, и вера в грядущий рай и в его пророков истощилась. Прежде, обещая коммунистическое будущее, власти противопоставляли успехи советской экономики достижениям западных капиталистов, уверяли, что советскому социализму уготовано превзойти капитализм во благо трудящихся масс. Этим обещаниям не было суждено сбыться. Если в 1950-х и 1960-х годах о контрасте все еще можно было говорить (с 1950 по 1965 год советский валовой внутренний продукт более чем утроился, а американский возрос только вдвое), то к 1970 году, когда объем советской экономики составил 60 % от американской, она уже не могла выдерживать конкуренции. После она неуклонно слабела и к 1989 году не дотягивала и до половины объема экономики США.