Джереми Блэк - Краткая история Испании

Премьер-министр Антонио Кановас дель Кастильо сделал политическую карьеру благодаря своим способностям, энергии и целеустремленности. Он видел свою задачу в том, чтобы перейти от военных интервенций и народных революций к стабильной партийной системе британского образца. При такой системе, получившей название эль турно пасифико (el turno pacífico; мирный поворот), либеральные и консервативные партии должны были добровольно сменяться у власти. Конституционная монархия подобного рода исключала радикальные течения и опиралась, как в Италии, на управление избирательным процессом и политической системой, в котором большое значение имели существующие сети связей. Как и в Италии, монарх играл важную роль. Конституция 1876 года, просуществовавшая до 1923 года, утвердила совместную верховную власть короля и кортесов, причем первый мог принять решение о смене правительства, но при этом должен был назначать министров, отвечавших перед кортесами. Как и в Британии, король имел право законодательного вето, но не использовал его. Однако в 1881 году, после того как Альфонсо отказался согласовать закон, по которому министры должны были оставаться в должности строго определенный срок, Кановас дель Кастильо подал в отставку. Его сменил лидер либералов Пракседес Матео Сагаста, и они по очереди передавали друг другу власть в рамках эль турно пасифико, пока Кановас дель Кастильо не был убит анархистом в 1897 году.

Политическая стабильность во многом способствовала экономическому росту, который, в свою очередь, способствовал укреплению стабильности. Слабость сельского хозяйства в Кастилии ограничивала возможности расширения городов, и даже техническому прогрессу XIX века довольно долго не удавалось преодолеть это препятствие. Однако в последние десятилетия века экономическое положение улучшилось. Например, в Бильбао и его окрестностях в местах добычи железной руды активно развивались металлургические предприятия.

Предпринимались в это время и попытки обеспечить политической системе более широкую поддержку. В 1890 году было введено общее избирательное право для мужчин. Но, как и в Италии, население в целом не слишком активно участвовало в политической жизни страны, и политику повсеместно воспринимали только как партийную деятельность. Однако новая система позволяла представлять местные интересы и, в частности, давала способ отстаивать интересы собственников. С одной стороны, система оказывала стабилизирующее действие, с другой – она была отягощена манипуляциями и коррупцией. Особенно заметны были эти изъяны в муниципальной политике.

Мнение со стороны

В Европе Испанию было принято критиковать как реакционную державу, однако эта критика опиралась на давние предрассудки и не принимала во внимание новые трудности и попытки реформ. Так, лондонский адвокат Эдвард Куин (1794–1828) в изданном после его смерти «Историческом атласе» (Historical Atlas; 1830) писал о Латинской Америке:

Эти прекрасные страны были, наконец, вырваны из-под жестокого, неразумного и унизительного владычества Испании, но, увы, их жители слишком долго пребывали в угнетенном положении и имели репутацию невежественных мракобесов, чтобы теперь насладиться внезапно полученными благами свободы и занять достойное место среди уже сложившихся сообществ цивилизованного мира.

Многие считали, что испанская и итальянская парламентская демократия не имела поддержки у населения и была, в сущности, оторвана от действительности. Это мнение опирается на ряд позднейших предположений о степени вовлеченности нации в демократические процессы, имеющих весьма ограниченное отношение конкретно к тому периоду, который мы сейчас рассматриваем. В частности, ошибкой было бы проводить однозначную связь между отсутствием общественной заинтересованности и возвышением Муссолини или успехом Франко. Скорее ключевую роль в этом сыграли события, которые происходили непосредственно перед этим. В Италии общество было деморализовано и переживало утрату иллюзий после Первой мировой войны. В Испании главнейшим политическим, экономическим и психологическим фактором тогда стали неудачи в колониях.

Серьезные восстания на Кубе и на Филиппинах приобрели новую остроту благодаря американской интервенции. В испано-американской войне 1898 года Испания потерпела поражение быстро – и основательно. На Филиппинах дало о себе знать неэффективное морское командование. На Кубе же испанские сухопутные войска потерпели неудачу во многом из-за того, что не смогли помешать высадке американцев близ Сантьяго. Испанская армия находилась не в лучшем состоянии. За десятки лет она стала крайне политизированной, и это сказывалось как на качестве, так и на размере командующего состава – в армии было слишком много офицеров. Стремление сократить расходы отрицательно повлияло на уровень подготовки. Испанская и американская армия одинаково не имели свежего опыта боевых действий, а климат и характер местности на Кубе оказались для американцев достаточно сложными. Но, к счастью для них, несмотря на значительное преимущество в живой силе, а также хорошие винтовки и артиллерию, испанцы плохо проявили себя на оперативном уровне, заняв невыгодный оборонительный периметр вокруг Сантьяго и не атаковав американские коммуникации. Сантьяго сдался 17 июля. По условиям Парижского договора 1898 года Пуэрто-Рико, Филиппины и Гуам переходили Соединенным Штатам, а Куба получила независимость в качестве американского государства-сателлита. В 1899 году Испания продала Германии Каролинские и Марианские острова в Тихом океане.

Это была катастрофа – Эль Десастре (El Desastre): от престижа Испании остались одни руины, и его необходимо было восстановить. В ХХ век страна вступила ослабленной, испанскую политику, культуру и общественную мысль снова лихорадило. Некоторые, прежде всего группа «Поколение 1898 года», горячо мечтали о радикальных преобразованиях, намного более масштабных, чем все довоенные изменения. Испания была побеждена Соединенными Штатами, что дало критикам повод называть Америку «подлинной нацией», а Испанию – государством, не имеющим настоящей государственности. Кто-то винил в этом монархию и католическую веру, кто-то считал, что нацию истощили сепаратистские устремления регионов. Государство оценивали то как слишком сильное, то как слишком слабое.

Имперская идеология утратила смысл, хотя попытки поддержать и укрепить ее еще предпринимались, например, в Марокко. В каком-то смысле дальнейшая история Испании проходила под знаком приспособления к новому постимперскому статусу и в поисках нового места для тех элементов, которые больше не имели понятной роли и от этого утратили свой престиж. Особенно это касалось армии и тех социальных групп, которые много лет служили опорой власти. В этот переходный период Испании пришлось сложнее, чем, например, Британии после 1945 года. Ведь в конце XIX века общие международные процессы, которые привели к деколонизации, еще не начались. К тому же Британия могла утешить себя мыслью о победе во Второй мировой войне, а Испания на рубеже веков этим похвастаться не могла. Именно потому, что империализм, который имел решающее значение для судьбы Испании начиная с XV века, в конце XIX века еще сохранял (в мировом масштабе) свое политическое, экономическое и культурное значение, поражение Испании выглядело так шокирующе. И именно поэтому оно оказалось таким быстрым.