Галина Зеленина - Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Следующим предметом изучения стала сама новейшая историография кровавого навета. Американская исследовательница Ханна Джонсон в своей метаисториографии навета, книге «Кровавый навет: обвинение в ритуальном убийстве и предел еврейской истории» (2012), ссылаясь на этическую теорию Джудит Батлер и введенное Полем Рикёром различение этической цели и моральной нормы, а также на теорию нарративизации Хейдена Уайта, ставит во главу угла «этический вопрос ответственности, преследующий академический разговор о ритуальных убийствах». Тоафф, по ее мнению, избегает «сознательной ответственности» за свои выводы. При этом он ставит свою априорную идею: евреи — активные акторы истории, а не просто жертвы — выше фактов и источников, и таким образом идеология в его книге побеждает метод. Вместо строгих доказательств он предпочитает прибегать к намекам и ассоциациям и «намеренной двусмысленностью» сближает свою книгу с ее предметом, «исторической парадигмой самого навета»: он не «объясняет мифологемы, а воспроизводит их», «раскрывает старые раны» и вновь возбуждает полемику — между своими сторонниками и противниками.

Отталкиваясь от анализа Ханны Джонсон, да и от собственных наблюдений, мы можем заключить, что Исраэль Юваль поторопился с выводом, будто мы живем в постполемическую эпоху и можем свободно и без оглядки препарировать иудео-христианские отношения. Многие темы, болезненные в Средние века, остаются таковыми и поныне.

Исраэль Юваль предположил, что причиной кровавого навета послужило активное мученичество евреев во время погромов крестоносцев, особенно убийство ими своих детей. Оно стало широко известно христианам и могло напугать их, заставив думать, что если ради веры евреи не жалеют собственных детей, то тем более не пощадят христианских. Почему погромы спровоцировали активное мученичество и какие основания для такого аутодеструктивного поведения давала еврейская традиция?

Еврейские погромы во Франции и Германии в эпоху Крестовых походов, в особенности учиненная рыцарями при поддержке горожан расправа над евреями прирейнских городов весной 1096 года, традиционно считаются одним из ключевых событий в средневековой истории европейских евреев, а именно поворотным пунктом в динамике взаимоотношений еврейского меньшинства и христианского большинства. Основным источником по этим событиям — помимо литургических плачей — пиютов , списков погибших и переписки между общинами, а также упоминаний в христианских хрониках — являются так называемые «еврейские хроники Первого крестового похода». Этим оксюморонным термином в историографии обозначают три сочинения, иначе именуемых Гзерот ТаТНУ («Гонения 4856 [1096] года») и приписываемых рабби Шломо бар Шимшону, рабби Элиэзеру бар Натану и Майнцскому анониму. Эти сочинения, по словам историка этого периода Роберта Чейзена, можно назвать «самыми ценными и в то же время самыми интригующими и проблематичными источниками, завещанными нам средневековым еврейством». Их изучали и продолжают изучать в самых разных аспектах: дебатируются датировка, атрибуция и взаимосвязь этих трех текстов — есть десятки точек зрения на этот счет, оспаривают их достоверность, сопоставляют с христианскими текстуальными и визуальными источниками и проч. Особенно настойчиво историография последних десятилетий обсуждает тему еврейского мученичества — центральную для всех трех хроник, в том числе проблематичность так называемого активного мученичества — то есть выбора в пользу самоубийства и убийства близких, которое — в отличие от пассивного — не было легитимировано еврейским религиозным правом.

Каковы истоки еврейского религиозного мученичества? Согласно раввинистическим толкованиям, смерть за веру — это «освящение имени Всевышнего», исполнение библейской заповеди, предписанной в книге Левит: «Не бесчестите святого имени моего, чтобы Я был освящен среди сынов Израилевых, Я — Господь, освящающий вас» (Лев 22:32). Так мученичество и называется в еврейских источниках — кидуш Га-Шем, «освящение Имени».

Это явление имеет богатую историю, восходящую к самому зарождению еврейского народа; канонические примеры мученичества служили моделью для евреев разных времен, тем самым стимулируя продолжение этой традиции. Первым и чрезвычайно влиятельным из таких примеров является жертвоприношение Исаака — готовность Авраама в знак послушания Господу, то есть «во освящение Имени», убить собственного сына. Хроники погромов, рассказывая об инфантициде в рейнских городах, сравнивают своих героев, особенно героинь, с Авраамом. Далее можно вспомнить героическое самоубийство богатыря Самсона, самоубийство «оставленного Господом» царя Саула, самоубийственный отказ отроков Анании, Михаила и Азарии из Книги Даниила поклониться идолам, за что они были брошены Навуходоносором в «печь огненную», но спасены ангелом, и чрезвычайно рискованное поведение Эсфири, готовой отдать жизнь на благо своего народа.

В эллинистическую и римскую эпохи, сопровождавшиеся религиозными гонениями, появилась новая плеяда образцовых еврейских мучеников. Это старик Элеазар из Второй книги Маккавеев, отказавшийся как есть свинину, так и имитировать это на публике и принявший за свою стойкость пытки и смерть. Это «мать семерых», в разных версиях — в той же Второй книге Маккавеев, Талмуде, мидрашах, средневековой книге « Йосипон » — именуемая Ханной или Мирьям или оставленная без имени, которая отправила всех своих сыновей на смерть за веру, а затем покончила с собой. Это защитники Масады, убившие своих родных, а затем и себя, чтобы не достаться врагу. Это четыреста юных пленников, девушек и юношей, порабощенных римлянами и отправленных ими по морю для продажи в гаремы, которые попрыгали с кораблей в воду и утопились. Это выдающиеся мудрецы, которые во время гонений императора Адриана проявили стойкость в вере и были казнены разными зверскими способами; предания о них сложились в цикл о «Десяти убиенных царствием».

Память об этих мучениках и зиждущаяся на ней склонность к мученичеству как предпочтительному выбору в ситуации гонений стали стержнем палестинской традиции с ее установкой на вознаграждение в будущем мире. Средневековые ашкеназы, евреи Германии, северной Франции и Англии, уже позже — Восточной Европы, ориентировались именно на палестинские образцы (в отличие от сефардов, следовавших традициям вавилонского еврейства). Хроники погромов первого крестового похода в описаниях мученичества наследуют палестинским мидрашам. Помимо отсылок к вышеупомянутым прототипам средневековые авторы предлагают те же интерпретации религиозных гонений и мученичества, что и, например, авторы «Десяти убиенных царствием». Если палестинский автор называет римские репрессии наказанием за продажу Иосифа в рабство, то средневековый видит в погромах возмездие за другой библейский грех — поклонение золотому тельцу. И там, и там на мученичество отбираются самые достойные — величайшие мудрецы своего поколения или, например, лучшая из лучших, «святая и благочестивая» община города Майнца. Само мученичество описывается как жертвоприношение, и ожидается, что его последствием будет месть гонителям, ниспосланная Всевышним, впечатленным «пролитой кровью его рабов».