Бен Уилсон - Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Западная Европа потеряла свои мегаполисы, но в городах Восточной Римской империи – в Северной Африке и Западной Азии – муниципалитеты заботились о том, чтобы вода продолжала поступать; бани оставались важной частью городской жизни. Традиции и роскошь публичного очищения в горячей воде были унаследованы и адаптированы в сотнях исламских городов. Общественные бани, именуемые хаммамами, имели большое значение для омовений, которые требовалось совершать перед молитвой. Они также служили как ключевые точки социализации для мужчин и женщин. В исламских городах хаммам, мечеть и базар были троицей институтов, формирующих основу урбанистической жизни. Бани процветали в городах Юго-Западной Азии, Северной Африки и Иберии; в Дамаске, например, было 85 бань в городе и 127 в пригородах.

Схожим образом бани в Японии начались с ритуального водного очищения в храмах. К XIII веку смешанные коммерческие общественные бани – sentos – с большими бассейнами и парными стали признаком городов и ритуалом повседневной жизни. Они были местами общественного взаимодействия, социализации и соседской идентификации, известной как hadaka no tsukiai – «товарищество голышом», которое лежало в сердце японского общества. Намного позже эта форма физической интимности была названа sukinshippu [141] Калька с английского skinship . («близость, связанная с прикосновениями»). В XVIII столетии Эдо (Токио), имевший население, близкое к миллиону, мог похвастаться шестью сотнями общественных sentos , в 1968 году их число в городе достигло пика в 2687. Пейзаж Токио был отмечен многочисленными печными трубами, которые принадлежали как раз баням: ошеломляющее визуальное доказательство того, что совместное омовение занимало центральное место в социальной жизни города.

Бани могут служить средством измерения урбанистической витальности. Разрушение бань и акведуков в большей части Европы означало падение городской культуры. Их выживание в мусульманских метрополисах и городах по всей Азии символизировало мощь городской жизни. В то время как западная оконечность Евразии откатилась к варварству, остальной мир вступил в эпоху энергичной урбанизации.

Они ныряли за морскими огурцами, но вытащили кусок коралла, проросший через древнюю керамику. В 1998 году индонезийские рыбаки наткнулись на одну из самых сенсационных подводных находок всех времен. Утонувший корабль с грузом провел под водой более 1100 лет и лишь чудом не был пожран морскими червями. На поверхность удалось поднять 60 тысяч предметов. Некоторые были очень дорогими, из золота, серебра (помимо прочего, нашли 18 серебряных слитков), бронзы, и еще там была керамика, изготовленная для богачей.

Но бо́льшую часть груза никто не назвал бы сокровищем около 826 года, когда все эти вещицы изготовили, – 98 % составляли дешевые предметы, предназначенные для обычных покупателей. Однако для археологов и историков они, конечно же, оказались бесценными, поскольку проливали свет на будничную жизнь. Некоторые образцы позже выставили в Музее азиатских цивилизаций в Сингапуре. Чаши из Хунаня (в то время их производили массово), покрытые абстрактными рисунками и яркой глазурью, смотрятся совершенно новыми – глядя на них, ощущаешь себя в музейном магазине. Всего под водой таких чаш нашли 55 тысяч (!).

Корабль-дау [142] Дау – название арабских судов с косым парусным вооружением. мог с той же вероятностью перевозить ткани, шелк, специи – то, что не в состоянии пережить сотни лет под водой (хотя значительное количество звездчатого аниса все же было найдено). А на том корабле имелись и другие товары массового производства: 763 одинаковые чернильницы, 915 кувшинов для специй и 1635 рукомойников. Обожженные в печах Китая, они изготавливались с мыслью о глобальном рынке, а в порт их доставляли по рекам и каналам.

На керамике есть изображение лотоса для покупателей-буддистов из Юго-Восточной Азии, но есть и орнамент, приемлемый в домах Персии и Центральной Азии. Большей частью товар предназначался для огромного исламского рынка, о чем говорят геометрические узоры, цитаты из Корана и арабские слова. Около десяти тысяч иностранных купцов, живших в Гуанчжоу, покупали подобные предметы, основываясь на собственном знании о том, что сейчас модно, скажем, в Багдаде, Самарканде или Кордове. Посуда из белой керамики и с зеленым рисунком пользовалась популярностью в Персии, в то время как восхитительный бело-голубой китайский фарфор, который мы хорошо знаем, отвечал вкусам жителей Багдада.

Корабль из Белитунга (его назвали в честь острова, рядом с которым он найден) перевозил груз, предназначенный для пышных базаров величайшего города на земле – Багдада. Он загрузился в другом торговом метрополисе, Гуанчжоу, около 828 года, куда, вероятнее всего, привез жемчуг из Персидского залива, стеклянную посуду со Среднего Востока и благовония, а по дороге догрузился специями и ценной древесиной. Торговля между Багдадом и Гуанчжоу включала морское путешествие длиной в 12 600 миль [143] 20 278 километров. ; начиналось оно в Заливе, а потом через Арабское море и Индийский океан приводило в Бенгальский залив, в Андаманское море, Малаккский пролив и Южно-Китайское море [144] Regina Krahl, John Guy, J. Keith Wilson and Julian Raby (eds.), Shipwrecked: Tang treasures and monsoon winds (Singapore, 2010); Alan Chong and Stephen A. Murphy, The Tang Shipwreck: art and exchange in the 9th century (Singapore, 2017). .

Самый обычный корабль, совершающий регулярный рейс, с удивительной яркостью показывает, как тесно были связаны части мира. А разнообразие товаров демонстрирует, насколько отличались вкусы, как они смешивались и распространялись. Дау наверняка перемещался из одного порта в другой, торгуя и обменивая товары с локальных рынков по всей дороге обратно домой. Его крушение в Яванском море, несомненно, связано с потерей не только денег, но и жизней, – дело, в общем-то, обычное для мореплавателей. А с его обнаружением наше восприятие раннего Средневековья изменилось. Судно уже само по себе воплощало взаимосвязанность мира, по которому оно ходило под парусом. Его построили в городе корабелов Сираф, что в современном Иране; на шпангоуты пошло красное дерево из Африки, на киль – Afzelia bipindensis , привезенная из далекого Заира, а на балки – индийское тиковое дерево. Бечева, помогавшая крепить все это, вероятно, была сделана из малайского морского гибискуса, вне сомнений – замена оригинальной пеньки с Кавказа или Индии. Сосуды для хранения товара пришли из Вьетнама, а команда и пассажиры, если верить личным вещам на борту, были арабами, жителями Юго-Восточной Азии и китайцами. Некоторые из предметов для изготовления пищи родом из Таиланда, другие вообще с Суматры [145] See Krahl et al., and Chong and Murphy. .