Владимир Бутенко - Честь дороже славы

Превозмогая боль во всем теле, Леонтий повернулся лицом к крепости, осажденной горцами. С бастионов прицельно палили пушки, отгоняя их все дальше. Видимо, пашэ разуверился в успехе и намеревался отступить. Над уцелевшим крестом часовни ясно голубел небосвод – значит, потушили пожар. И крепость стояла на том же самом холме, и солнце привычно бороздило небесную высь, и так же пахли стебли и листочки молодой травы, по которым пробегали юркие муравьи, а для него, Леонтия, мир земной стал совершенно иным – мучительным и враждебным. Но и в этот час, на краю неволи или смерти, сотник Ремезов с удовлетворением подумал, что ни он, ни его казаки, служа Державе и вере православной, не дрогнули, не преклонились ворогу…

Штурм Ставропольской крепости был предпринят полуторатысячным войском черкесского князя Дулак-султана. То, что его уорки, имея многократное преимущество в силе, не смогли взять ни Алексеевский редут, ни Александровскую крепость, предводителя ничуть не смутило. По донесению своих шпионов, армянских купцов Артемия Васканова, Петра Сергеева, Паннуса Тухманова и других, имеющих билеты для посещения укреплений, князь знал, что в этой крепости малочисленный гарнизон. Несколько рот драгун – горстка по сравнению с его силами. Имелась, правда, артиллерия. Однако ночью пушки становятся слепыми, как кроты. План захвата ненавистной крепости был продуман до мелочей.

Осада началась вечером. Спешившиеся черкесы, прошивая воздух градом стрел, паля из ружей наугад, приблизились к крепостной стене. Но ответные пушечные залпы картечью скосили несколько рядов атакующих. Неудачей окончилась и попытка ворваться в хоперскую станицу. Дулак-султан отступил на версту, в лес, а утром решил «выкурить» казаков, поджечь забор из бревен. Наверняка им на выручку выступят из крепости солдаты, и стремительным ударом конницы появится возможность ворваться в цитадель через открытые ворота.

Но жажда наживы сыграла с Дулак-султаном злую шутку. Когда факельщики стали поджигать палисад, из ворот крепости, по склону, лавиной неожиданно стекли две сотни донцов полковника Кутейникова, за день до этого прибывшие в крепость. Черкесская конница только подтягивалась к месту сбора, и атака казаков застала уорков врасплох. Сабельный бой смерчем пронесся по засеянному пшеницей полю. Сражение длилось почти до вечера, то затухая, то ожесточаясь с новой силой. Погибли лучшие воины Дулак-султана. Опасаясь подкрепления из крепости и прибытия новой партии донских казаков, он приказал поспешно отступать. А затем, дав волю негодованию, развернул войско на север и совершил набег на касайских татар, отказавшихся с ним воевать против русских.

Вся линия была охвачена пламенем войны. Одновременное выступление горских войск на ее левом и правом фланге было скоординировано черкесскими и кабардинскими вождями благодаря посредничеству Порты. Мартовская конвенция обезопасила турецкие владения и развязала султану руки. Не дожидаясь, когда Крым и Кубань будут очищены от российских войск, он целенаправленно усилил деятельность своего правительства на Кавказе. Прежде всего этому способствовало успешное распространение среди горских народов магометанства. Исламские проповедники, не жалея сил и даже жизни, беспрерывно вели агитацию в аулах, крепостях и княжествах. Они внедрялись в отряды, сопровождали воинов в походах, на равных участвуя в боевых действиях. Мулл безошибочно узнавали по общепринятой примете: масть их лошадей была только игреневой.

Если многие старейшины упорно отстаивали языческие верования и традиции, доставшиеся от пращуров, то молодые князья и уздени, алчные дворяне, прельщенные дорогими подарками и пиастрами, посулами турок взять кавказские племена под защиту, охотно клялись на Коране, принуждали свой люд принимать ислам. А поскольку духовным калифом всех правоверных признавался Абдул-Резак, то фактически султанская власть распространялась и на кавказских вождей. Люди смелые и опытные, они бы не стали собирать подданных в многотысячные войска и открыто вступать в смертельную битву с российской царицей, если бы не делали ставку на мощь османской армии. Откуда им было знать, малоискушенным в политических интригах, что Порта никогда не станет жертвовать своими сынами ради каких-то полудиких народов. Нет уж, пусть они сами сражаются с гяурами, убивают их, разрушают крепости и угоняют скот. Долг султана – воодушевлять единоверцев и укреплять свое влияние подачками среди тех, кто отстаивает интересы его страны. Чем больше увязнут русские на Кавказе, тем станут сговорчивей. Шагин-Гирея рассматривали в Константинополе как временную фигуру. Неоднократно брат хана, Батыр-Гирей, встречался с высокопоставленными турецкими лицами и искал у них поддержки, ссылаясь на то, что закубанцы и большинство соплеменников хотят видеть именно его на крымском престоле. И свои слова он подтверждал враждебными выпадами против Бахчисарая и русских, отказываясь подчиняться. Султан и рейс-эфенди держали этого наследника Гиреев на примете. Словом, Крым и Кавказ – это две чаши весов, зависимые одна от другой. И султан, готовясь к новой войне с Россией, старался ловко ими балансировать…

Записи в дневнике российского конфидента Александра Зодича.

«30 мая. Уже почти два месяца я на Кавказе. Положение весьма незавидное. Сначала меня привезли в лесное урочище, где скапливались кабардинские отряды. Князь Баматов, избранный дзэпщем [37] Дзэпщ – командующий войском. , отнесся ко мне заинтересованно и пообещал содействие в приобретении нужного товара. За несколько дней я собрал весьма важные сведения. Признаться, было неожиданностью увидеть столько ратников. Командиры, их приближенные и многие воины отлично вооружены. Но всего сильней поразили меня лошади. Они, местной кабардинской породы, выведены естественным путем. Вероятно, в них смешалась кровь и арабов, и дончаков, и ахалтекинцев. Во-первых, лошади умны и поддаются дрессировке. Во-вторых, на редкость выносливы и резвы. Как уверяет приставленный к нам с Пьером толмач-турок, в сутки они могут отмахать сотню верст.

Да, я уже собрался было отправиться в Крым. Но мой слуга, этот неугомонный враль, ненароком познакомился с перебежчиком из русской армии, ротмистром Гуткевичем. Они разболтались, и предатель дословно передал кабардинцам выдумку Пьера. Езбаздук Канаметов, главный у кабардинцев по части разведки, с пристрастием допрашивал меня, выясняя, почему скрыл, что обучен врачеванию. Я, как мог, разубеждал его, доказывал, что это блеф. Да и Пьер покаялся в том, что черт попутал. Тем не менее князь заподозрил меня в шпионаже. Недаром заметил, что если бы не турецкий аттестат, то со мной поступили бы иначе.