Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Феодализмы в разных регионах очень сходны по своим политичес ким и хозяйственным особенностям и чрезвычайно чужеродны по культуре. Точно так же и рыцарство: военные и некоторые поверхностные черты сходства между рыцароподобными явлениями разных культурных регионов заставляют объединять все эти явления в общую группу, однако судьба этих образований и их влияние на другие феномены общественной жизни очень различны. При сравнении этих различных “рыцарств”, военных аристократий, можно заметить, что все они объединяются некоторой формой групповой этики. Что же касается европейского рыцарства, то кроме групповой этики к “рыцарскому кодексу” примешивается еще и личный элемент в гораздо большей пропорции, чем мы встречаем это в других “рыцарствах”.

Попробуем прояснить, что здесь имеется в виду. Можно провести подробное сравнение проявлений бусидо в Японии и представлений о должном поведении рыцаря в Западной Европе. Я укажу здесь только на один пример, достаточно типичный; многочисленные другие примеры похожи на него. Сравним поведение рыцаря Эрека из средневекового романа “Эрек и Энида” (Кретьен де Труа, XII в.) с поведением японского самурая. Напомню, Эрек решил доказать, что он настоящий рыцарь, после чего отправился на поиск приключений из своего замка, где он жил в почете и безопасности, выполняя все свои вассальные обязательства. Описываются многочисленные подвиги Эрека, равно героические и ненужные, вызванные тем, что он один, без охраны, проезжает по разбойничьим дорогам, вызывая на битву каждого встречного. Этим Эрек доказывает, что он способен вести себя, как рыцарь истинный, безупречный, идеальный…

Дайдодзи Юдзан из семьи Тайра (1639-1730) оставил своим потомкам “Будосёсинсю” (“Наставление вступающему на путь воина”). В этом произведении он описывает правила поведения идеального самурая. В частности, о самурае он пишет: “Ему следует помнить, что довольно трудно судить, в какой момент он более всего потребуется господину. Вот почему самурай должен беречь свою жизнь и не тратить ее на еду, вино и женщин. Настоящий самурай будет жаждать продлить ее хотя бы на день, если он знает, что может сделать что-то еще для своего господина… Тем более он будет помнить, что вступать в бессмысленные споры и поединки, убивать своих друзей и знакомых, рискуя собственной жизнью - это верх несправедливости и предательства”. Поведение идеального рыцаря Эрека с точки зрения самурая - не просто глупость, а “верх несправедливости и предательства” по отношению к господину, который, по японским понятиям, лишился службы Эрека во время выполнения им своих подвигов. Дайдодзи Юдзан продолжает: “Ныне каждый воин обязан… знать, что предназначение самурая… только в том, чтобы сделать все возможное и невозможное для своего господина и отдавать этому все свои силы”. А идеальный европейский рыцарь на протяжении всех своих странствий не вспоминает о службе господину; европейский господин должен за особое счастье почитать, что у него есть такие героические вассалы, составляющие честь рыцарского сословия. От самурая требуется конкретная служба, он живет ради нее; идеальный рыцарь прекрасен тем, что он существует, никаких обязанностей, кроме следования своим глубинным импульсам, на него не накладывается.

Примеров подобного рода, повторю, множество. Можно взять историю Парсифаля или жесты о Гильоме Оранжском и сравнить их с гораздо более древними, нежели процитированный, японскими текстами (“мемуарами” самураев XII-XIII, XIV вв., например Ходзё Сигэтоки или Сиба Ёсимаса). Идеал рыцарства - безудержность и беспредельность, идеал самурая - расчетливая бережливость, удержание равновесия: “Самурай… не имеет права навсегда опозорить свое имя, слишком бережно относясь к своей драгоценной жизни. Но с другой стороны, считать свою жизнь лишь пылью и прахом и бездарно растрачивать ее не менее постыдно” (Ёсимаса).

Всюду мы находим в идеале рыцарства служение не лицу, а идее (анахронично назовем это так), некоторую “неразумную”, чрезмерную, не оправданную обстоятельствами храбрость - а в идеале самурая встретимся с идеей преданности господину, службой ему даже в мелочах, подчиняющей все устремления идеального самурая, ограничивающей даже его героизм и презрение к смерти: служба и верность господину выше подвига. Западноевропейский рыцарь обладает личной этикой; служба королю не может остановить героя на его пути к подвигу, он может показаться со стороны безумным, глупым, неуместным (Парсифаль) - это неважно, лишь бы он сам был уверен в чистоте помыслов и необходимости своего пути. Напротив, упомянутый Юдзан пишет: “Приходит воин или уходит, сидит он или стоит, он должен держать себя так, чтобы его поступки и манеры соответствовали тому, что ожидают от самурая”. Тому, что ожидают - личные особенности тут неуместны, это просто невоспитанность.

Итак, для западноевропейского рыцарства в первую очередь характерно понятие личной чести. Для японского самурая определяющим являлось чувство сословной чести (гири). Надо подчеркнуть, что японские авторы, когда они анализируют путь воина (бусидо), выделяют именно сословную честь как определяющее этическое начало. Например, работавший в XVII в. Ямага Соко, разработавший целую доктрину, определяющую цели и задачи самураев в жизни современной ему Японии, полагал традиционным для самурая (и нуждающимся в очищении и обновлении) именно гири, сословную честь.

Г. Федотов верно подметил ограничивающее рыцарство временное условие: если в пространственном аспекте рыцарство ограничено пересечением феодализма и германства, то во временном - стадией истинного феодализма, феодальной раздробленности. Любая государствен ная централизация, тем более доведенная до стадии абсолютистской империи, препятствует функционированию рыцарства. Государствен ный контроль не может смириться с личными установками, существенными для рыцарства. Поэтому верно и другое указание Федотова, поддержанное многими авторами: в феодальной Европе существовало специфическое двоевластие церкви и государства. Это разделение властей, придававшее феодальному периоду в Западной Европе особое разнообразие (в отличие от Восточной Европы и мусульманского мира) способствовало развитию рыцарской культуры.

Помимо очень важной черты, отделяющей классическое европейское рыцарство от подобных явлений - основополагающее значение личного кодекса чести - существуют другие сравнительно мелкие стилистические черты, хорошо различающие внешне сходные явления. Например, устойчивой чертой западноевропейского рыцарства является неприязнь к торговле, к ведению собственного дела; качества, требуемые при занятии торговлей, недостойны рыцаря. Известно, что это чрезвычайно устойчивое убеждение сохранялось и в далеких производных истинного рыцарства, например, в мировоззрении российского, да и западноевропейского, дворянства. Контрастной чертой является мировоззрение “арабского рыцарства”: праведность доходов от торговли никогда не ставилась под сомнение в исламе (сам Мухаммед и многие его сподвижники были торговцами). Естественно, складывающаяся культура профессиональных мусульманских воинов в очень существенных чертах отличалась от рыцарской культуры.