Эрих Гессе - Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944

Когда же возникла угроза потери этой операционной базы, советское командование предприняло попытку переместить партизанские группы в новый район сосредоточения, который предоставлял хорошие условия для надежного укрытия и отдыха, а также имел важные перспективы в развертывании столь стратегически необходимой советской стороне партизанской активности.

Отношение Германии к народам Советского Союза во время войны плохо поддается объяснению. Если до войны в представлениях Гитлера и его партийных приверженцев, разделявших насаждавшуюся им идеологию, готовность признать тот факт, что советская система является формой народовластия, вытекающей из всего хода исторического и социального развития Российской империи, просто не просматривалась, то с ее началом обнаружилось их твердое намерение считать русский народ прирожденным безвольным слугой, не имеющим ни экономических, ни образовательных основ для его жизнеустройства в будущем.

И хотя с национал-социалистической точки зрения большевизм и советский режим рассматривались как навязанная народам России сверху тирания, имеющая под собой основу только в «низкопробной», анархо-нигилистской части славянства, для других его представителей, жаждавших обучения и открытых для всего нового, какие, согласно такому мировоззрению, должны были быть, ничего не делалось. Для них никаких настоящих условий для развития не создавалось, а такие устремления не поощрялись.

Тот факт, что советская власть для духовного развития широких слоев народа сделала гораздо больше, чем все ее предшественники, вместе взятые, немецкой стороной из-за ее предвзятого негативного отношения к Советскому государству совершенно не учитывался. Находившийся на стадии духовного развития народ оценивался по устаревшим и изжившим себя психологическим характеристикам, а сам он считался политически непритязательным. При этом его духовные потребности игнорировались. Такой подход хорошо просматривается в приказе начальника штаба Верховного командования вермахта № 002060/41 от 16 сентября 1941 года относительно коммунистического повстанческого движения на оккупированных территориях (NOKW 258, см. приложение № 2).

Вытекавшая из такой оценки политическая позиция для восточных областей оказалась совершенно неприемлемой еще до того, как серьезное поражение вермахта поколебало веру в несокрушимость германской мощи. Отчетливо проявившиеся империалистические цели войны со стороны Германии и запрет любой политической деятельности на оккупированных территориях, о чем докладывал начальник германской полиции безопасности и СД в отчете № 142 IV A 1–1 В/41 от 5 декабря 1941 года (NO 4787), логично вытекали из политических установок, недвусмысленно высказанных Розенбергом 20 июня 1941 года в тесном кругу своих сотрудников относительно восточного вопроса: «…Нам предстоит не „крестовый поход“ против большевизма только ради того, чтобы спасти от большевизма „несчастных русских“, а поход во имя осуществления германской мировой политики и обеспечения безопасности Германского рейха» (ND, т. 26, PS 1058).

Тем самым он выразил общие и узаконенные взгляды германского национал-социалистического руководства. Однако уже вскоре выяснилось, что широкие армейские слои, находившиеся в тех местах, где планы этого руководства должны были воплотиться в жесткие поступки, имели совсем иные представления о «немецкой миссии». В результате в установках в отношении советского народа и его национального будущего возникла определенная раздвоенность, нарушившая единство между душой, сердцем и политическим благоразумием, на что указывает, в частности, приказ одной из армий группы армий «Юг».

Приказ возник на основании впечатлений от служебной поездки в войска командующего 17-й армией генерала пехоты фон Штюльпнагеля. В ходе бесед с солдатами и офицерами у него создалось однозначное впечатление, что они не имеют ясного представления о задачах немецких войск на оккупированных территориях. Соответственно у них отсутствовал и требуемый настрой. Поэтому в этом приказе обращалось внимание на то, что война с Советским Союзом требует иного ведения боевых действий, чем это имело место в предыдущих военных кампаниях. С присущим тому времени языковым своеобразием в нем говорилось:

«…Этим летом нам все яснее становится, что здесь, на Востоке, происходит борьба между двумя внутренне непримиримыми мировоззрениями – немецким понятием о чести и осознанием принадлежности к германской расе, присущими выработанной многими столетиями солдатской хватке, с одной стороны, и азиатским образом мышления с его разжигаемыми кучкой интеллигентов, в основном еврейской национальности, примитивными инстинктами – с другой. К таким инстинктам относятся: страх перед кнутом, пренебрежительное отношение к нравственным ценностям, нивелировка вниз и отвержение собственной бесценной жизни. Сегодня сильнее, чем когда-либо, нами движет мысль о том, что мы находимся на стыке двух эпох, где на немецкую нацию вследствие ее расового превосходства и имеющихся достижений возложена миссия возглавить Европу. Мы ясно осознаем наше призвание – спасти европейскую культуру от нашествия азиатских варваров. Теперь мы знаем, что сражаемся со свирепым и упорным врагом. И эта борьба может закончиться только уничтожением одного из противников. Компромиссы здесь невозможны».

После этих призывов к осознанию солдатами своего расового превосходства и возложенной на немецкую нацию миссии было определено отношение к народам на завоеванной территории. Солдатам приказывалось убедить русское население в беспомощности его прежних властителей и в несгибаемой воле немцев искоренить этих повелителей как носителей идей большевизма. Одновременно указывалось и на то, что обеспечение родины продовольствием и облегчение ее жизни требует нещадной эксплуатацией завоеванных областей. При этом неизбежно возникающие при таком подходе трудности со снабжением местного населения продуктами питания перекладывались на плечи самоуправления «враждебного населения».

Такие чувства, как сострадание и доброта по отношению к местным жителям, в этом приказе считались неуместными. Солдатам внушалась мысль о необходимости принятия самых жестких мер в отношении национально чуждых элементов, и дальше выдвигалось требование вести ожесточенную борьбу с большевизмом и партизанами, в действиях которых усматривалась попытка противника измотать германскую армию средствами партизанской войны. И таким усилиям, подчеркивалось в приказе, нельзя потворствовать свойственными немцам беспечностью и благодушием. В отношении же населения выдвигалось следующее требование: