Александр Речкин - Королева железного века против Рима

В числе персонажей пьесы Флетчера также значатся друиды. Впервые друиды появились на английской сцене, и пьеса помогла им утвердиться в народном воображении. В третьем акте они участвуют в жертвоприношении вместе с Боудикой, её старшей дочерью, Каратаком и другими персонажами. Друиды в лучших традициях современного мюзикла наполнили песнопениями сцену жертвоприношения. Как мы увидим, друиды должны были стать неотъемлемой частью истории Боудики с XVII по XX век.

В одной из ранних версий пьесы Боудика описывается как «королева иценов и храбрая фурия». В данном контексте «фурия» означает женщину с мужскими качествами; в зависимости от того, кто использовал этот термин, он мог быть либо комплиментарным, либо нелестным. Особая ирония заключается в том, что смелую фурию в пьесе играл юноша или мужчина, так как женщины-актрисы не выходили на сцену до 1660 года. В случае Боудики её образ в качестве фурии подразумевает мужество в битве и стойкость, с которой героиня встречает смерть. В то же время Флетчер изображает её опрометчивой и своевольной – черты характера, которые подразумевали, что она совершенно неспособна заниматься серьёзными мужскими делами, такими как политика и ведение войны. Женщины в пьесе обычно играют отрицательные роли; так, дочери Боудики заманивают римских солдат в ловушку, а затем пытаются принести их в жертву.

Первоначальные военные успехи древних бриттов в пьесе связаны с лидерством двоюродного брата Боудики Каратака, а не с её собственными действиями. В пьесе Флетчера Боудика показана хвастливой и некомпетентной.

Каратак, брат и союзник Боудики, своими речами характеризует её как ведьму (женщину, которой управляет дьявол) и требует, чтобы она занялась подобающими порядочной матроне делом, то есть прядением. Именно это занятие Яков I полагал наиболее подходящим для женщин, того же мнения придерживается в отношении Боудики и Каратак, считая, что ведение домашнего хозяйства более подходит для Боудуки, чем ведение войны и принятие решений. Каратак также демонстрирует гораздо более позитивное отношение к римскому врагу, чем сама Боудика; например, в двух случаях он освобождает римских солдат, захваченных в плен и угрожавших смертью Боудике и её дочерям. Исследователями высказано предположение, что на Флетчера при создании пьесы, возможно, повлияли опасения по поводу снисходительного отношения Якова к католикам, что воспринималось как проримская точка зрения.

Флетчер, по-видимому, смешивает в своём пересказе исторических событий качества римлян и бриттов. Британцы становятся славными, когда объединяются с достойными восхищения и умелыми римлянами. Пьеса была впервые поставлена через несколько лет после основания в 1606 году двух новых британских колоний в Америке. Она проводит параллели между римским завоеванием Британии и современной внешней и внутренней политикой Англии.

Во время правления короля Якова I значение Боудики как военного лидера было в политических целях приуменьшено. Это объясняет использование образа Каратака в качестве генерала и прямое осуждение им действий королевы воинов. Аналогичное недоверие к женскому военному руководству представлено и в рассказе Диона. Сходное отношение существует и в некоторых елизаветинских произведениях, посвящённых Боудике; смерть Елизаветы не очень изменила отношение мужчин к «железной леди» древности. В общем, женщины воспринимались как существа, наделённые мощной, потенциально разрушительной сексуальностью, которую необходимо контролировать с помощью жёстких социальных институтов и тщательно взращённых запретов. Таким образом, Боудика выходила за рамки далеко допустимого поведения; хотя её доблесть и можно было бы считать достойной восхищения. Также считалось, что она заблуждалась в своих решениях, пока несла бремя власти. Негативное отношение Флетчера к Боудике оказало огромное влияние на авторов пьес и книг в течение последующих ста пятидесяти лет. Однако не все творцы, писавшие о Боудике в то время, были столь критичны.

В предыдущей главе мы отмечали, что Джон Спид проводил параллель между Боудикой и королевой Елизаветой, чтобы создать положительный образ королевы иценов в начале XVII века. Рассказ Бена Джонсона о Боудике в «Маскараде королев» (1609) также является представляет её в положительном ключе. Джонсон (1572–1637) написал ряд придворных маскарадов – коротких драматических пьес для развлечения короля Якова I и его двора. «Маскарад королев» первоначально планировался для королевского рождественского сезона в 1608 году, но фактически был исполнен только 2 февраля 1609 года. Это была роскошная постановка с декорациями, спроектированными архитектором Иниго Джонсом в форме «дома славы». В этом сложном сооружении перед зрителями восседали разные королевы и дамы, среди них была и Боудика.

Томас Хейвуд (ок. 1575 – ок. 1650), английский драматург представил позитивный взгляд на Боудику в книге «Образцовые жизни и памятные деяния девяти самых достойных женщин мира», опубликованной в 1640 году. Хейвуд подробно изучил биографии девяти женщин древности, выбрав трёх евреек, трёх язычниц и трёх христианок. Одна из женщин, выбранных Хейвудом, – Боудика, названная им Бундукой. В книге присутствовала иллюстрация, на которой Бундука изображена в придворном платье елизаветинского периода, в шляпе с плюмажем и в жемчужном ожерелье. Хейвуд представляет Бундуку как освободительницу и борца за правое дело.

Примерно в это же время антикварии и любители местной истории начали спорить о месте захоронения Боудики, опираясь на упоминание Диона Кассия о её богатом погребении. В 1624 году антиквар Эдмунд Болтон предположил, что королеву воинов похоронили в Стоунхендже. В 1640 году Томас Хейвуд повторил этот тезис, но засомневался в нём. Идея о том, что Стоунхендж был построен для погребения Боудики, была вскоре отвергнута, но вновь появилась в отчёте Эдварда Барнарда за 1790 год. Он не мог выбрать между тезисом, что Стоунхендж воздвигнут как памятник героизму Боудики, и альтернативным предположением о том, что она была похоронена недалеко от Лондона. Позднейшие любители небылиц и вымыслов заявляли, что тело Боудики захоронено где-то под платформой № 10 железнодорожной станции (популярная традиция, возникшая из гипотезы Льюиса Спенса, эксперта по кельтскому фольклору, который пришёл к выводу, что последняя битва произошла в долине, которую сейчас занимают станции Кингс-Кросс и Сент-Панкрас). Конечно, эта чудесная история должна теперь стоять в одном ряду с той, что касается платформы девять и три четверти.

Хотя многие рассказы о Боудике начала XVII века не следовали в высшей степени критическому подходу, принятому Флетчером, Джон Мильтон использовал столь же негативный образ в «Истории Британии» (1670). Он представил довольно запутанную версию истории Боудики, заимствованную частично у Тацита и особенно у Диона Кассия. Мильтон утверждает, что у Боудики отсутствовали скромность и стыд. Рассказы Тацита и Диона о восстании подвергаются со стороны Мильтона критике. В частности, он громит упоминания о речах Боудики, которые, по его мнению, были изобретениями античных авторов, в этих суждениях он, конечно, недалёк от истины. Мильтон утверждает, что: писатели древности сочиняли «из тщеславия, надеясь приукрасить и изложить свою историю странностями наших манер, не заботясь в то же время заклеймить нас самой высокой нотой варварства, как если бы в Британии женщины были мужчинами, а мужчины – женщинами».