Карло Гинзбург - Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

«В течение двадцати месяцев они не говорили об этом, и заговорили они на сей счет отнюдь не случайно, лишь потому и в тот момент, когда их вызвали в суд», – писал Адриано Софри в записке, отправленной миланским судьям прежде, чем они вошли в совещательную комнату 37 37 Sofri A. Memoria. P. 46. . Но отчего же карабинеров вызывали в суд?

Непосредственный повод следует искать в показаниях, данных менее чем за месяц до описываемых событий, 26 января, доном Реголо Винченци, священником из Бокка-ди-Магра. Во время следствия Марино рассказал, что открылся ему – не на исповеди, но «перед самыми рождественскими праздниками 1987 г.» ( Istrutt. , с. 27), и дон Винченци освободил его от обязательства держать в тайне обстоятельства той встречи. Вызванный свидетелем (30 июля 1988 г.) священник подтвердил это. Марино откровенно сообщил ему, что участвовал в террористической деятельности, однако глубоко раскаивается, в особенности в совершении одного из особо тяжких преступлений. Кроме того, он заявил, что «его постоянно разыскивали и даже выслеживали в Бокка-ди-Магра некие люди; они всерьез угрожали ему и требовали, чтобы он вернулся в криминальную сферу»; этим людям он отвечал, что «с миром террористической преступности он навсегда завязал и слышать о нем не хочет». Во время прений председатель Минале настаивал на том, чтобы узнать об этом больше, однако ничего существенного не добился.

Марино об угрозах: «Я не имел в виду угрозы в то самое время. Речь шла вообще о моей жизни… о моем прошлом… очевидно, священник неправильно понял, что я хотел сказать» ( Dibattim. , с. 15).

Однако кто же ему угрожал?

Это были люди, с которыми так или иначе меня связывал общий политический опыт в прошлом. Те, с кем я занимался политическим активизмом. Они участвовали в забастовках, шествиях, манифестациях, актах насилия и пр. Именно этот узкий круг и совершал незаконные действия от имени организации. Поэтому я знал этих людей именно в таком контексте ( Dibattim. , с. 16).

Впрочем, во время прений Марино отказался от всех своих слов: «Когда я разговаривал со священником… и упоминал об угрозах, я имел в виду угрозы, звучавшие несколькими годами ранее. Священник явно не понял меня или…» ( Dibattim. , с. 51).

Дон Винченци, вызванный для свидетельства в суд Милана, кажется, тоже сразу захотел скорректировать или даже опровергнуть то, что он говорил на следствии. Беседа с Марино состоялась в конце октября, а не за две недели до Рождества; Марино показался ему спокойным, в том числе и потому, что летом ему удалось хорошо заработать. А что же слежка, спросил председатель. Да, дон Винченци вспомнил, что Марино намекал ему на «попытку вовлечь его в какие-то действия», однако об угрозах или слежке речь не заходила. Председатель не скрыл своего удивления или даже гнева: «Понимаете, вы свидетель. Поэтому арест в зале суда не предусмотрен, впрочем…»). В итоге дон Винченци повторил, хотя и с явной неохотой, свои показания двухлетней давности. Однако председатель по-прежнему не давал ему спуску: «В дни, предшествующие встрече с Марино, видели ли вы в вашей местности каких-нибудь незнакомых, новых людей?»

Дон Винченци: Я видел людей в машине, наблюдавших из стратегически удобного положения. На эти вещи я всегда обращаю внимание, поскольку в прошлом у нас случались кражи и прочее; мой случай не таков: у меня есть особая система, и тогда я вмешался, постаравшись заставить их уехать, ведь они находились на территории прихода. И вот один из них показал мне удостоверение представителя сил правопорядка, и тогда я оставил их в покое…

Председатель: Да, именно так и получается. Нет, я хотел сказать, в городке в то время, как Марино говорил о слежке и возвращении к криминалу, вы…

Дон Винченци: Я слышал об этом от других, от людей, вот. Но это тогда, когда события уже произошли. Что они прежде замечали людей, которые ездили днем и ночью, приезжали, уезжали. Я не знал об этом. Я, моя информация 38 38 В протоколе опечатка: «coscienza» («совесть») вместо «conoscenza». относится к тем людям в штатском, которые потом оказались полицейскими.

Председатель: Нет, те другие указания… Эти люди говорили с вами, сообщили вам об этих вещах, когда? После бесед с Марино?

Дон Винченци: Нет, после того, как Марино арестовали ( Dibattim. , с. 787–788).

Вопрос председателя о «незнакомцах», призванный прояснить темное указание (затем отвергнутое) Марино на слежку и угрозы со стороны неназванных бывших товарищей по террористической организации, имел абсолютно непредвиденные последствия. Внезапно возникли две не связанные друг с другом группы людей, занимавшихся наблюдением, одна из которых (единственная, с которой дон Винченци столкнулся непосредственно) состояла из агентов в штатском, имевших удостоверение. Когда слово перешло к защите, адвокат Джентили (защитник Софри) вернулся к этому аргументу. Дон Винченци уточнил, что как-то вечером, после того как он свидетельствовал в суде (30 июля 1988 г.), он видел группу молодых людей в машине, которая успела уехать прежде, чем он смог запомнить автомобильный номер. (Конечно, речь шла о группе бывших членов «Лотта континуа», которые в то время вели своего рода альтернативное расследование, затем обнародованное под названием «Горестная тайна».) Напротив, встреча с людьми, предъявившими удостоверение сил правопорядка, произошла «до ареста Марино».

«До ареста Марино?» – повторяет (вероятно, с недоверием или удивлением) адвокат Джентили.

Председатель: Намного раньше? Приблизительно? Это, впрочем, эпизод…

Дон Винченци: Возможно, месяцем ранее. За 15 дней, за месяц до этого.

Адвокат Джентили: Вы помните, к каким именно силам правопорядка они принадлежали? То есть это были карабинеры или полицейские?

Дон Винченци: Карабинеры ( Dibattim. , с. 791–792).

Как мы помним, версия следователей заключалась в следующем: мучимый совестью Марино 19 июля 1988 г. явился к карабинерам в Амелье, которые отвезли его в Милан; там он начал давать признательные показания и затем был арестован. Свидетельства трех карабинеров, призванные заменить собой уже не выдерживавшую критики официальную версию раскаяния Марино, очевидно, стали результатом неожиданных заявлений дона Винченци 39 39 В отчете о процессе, опубликованном в газете «Джорно» (27 января 1990 г.), читаем: «На этом пункте [встрече дона Винченци с людьми, предъявившими удостоверение карабинеров] настаивал адвокат Гаэтано Пекорелла, который задал целый ряд специальных вопросов: значит ли это, что на самом деле Марино начали контролировать или охранять намного раньше, чем он оказался в руках карабинеров?» Странным образом в стенограммах прений не находится и следа вопросов, сформулированных адвокатом Пекореллой. . Эта зависимость не упоминается в ретроспективном замечании председателя, сделанном незадолго до окончания процесса: «…подробность всплыла на поверхность, поскольку суд захотел заслушать старшину и капитана: если бы не это, то мы отправились бы совещаться еще 19-го числа» ( Dibattim. , с. 2155). И не только. Председатель трижды сталкивался с сообщением, что карабинеры следили за Марино или контролировали его за две недели или за месяц до ареста. И трижды председатель старался увести разговор в другую сторону: «Да, именно так и получается…», «Нет, те другие указания…», «Это, впрочем, эпизод…».