Карло Гинзбург - Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

Фрагмент карты, с указанием улицы Керубини, где было совершено убийство, – из миланского алфавитного указателя улиц и телефонов. Именно с его помощью Марино на своем первом допросе описал заместителю прокурора Помаричи путь, по которому обвиняемые якобы скрылись с места преступления и который прямо противоречил маршруту, установленному во время следствия. Ни заместитель прокурора, ни следственный судья не обнаружили противоречия; наоборот, в итоговой обвинительной речи подчеркивалась точность в описании бегства, сделанном Марино. Материалы следствия были опубликованы, и грубая оплошность оказалась на виду. Тогда судебные чиновники стали утверждать, что ошибка объясняется тем, что карту положили перед Марино «вверх ногами».

«[Марино], – читаем мы в постановлении приговора, – смотрел на карту с улицей Керубини в перевернутом виде и указал, что они сразу свернули направо. Так он прочитал название улиц – Джотто или Бельфьоре вместо Разори». Неловкое выражение, которым воспользовались следователи, – «положил вверх ногами» – явно призвано подчеркнуть, что дорожная карта оказалась ориентирована, в перспективе наблюдателя (Марино), не по направлению север—юг, а по направлению юг—север. В данном случае возможны две гипотезы: Марино, стремясь прочесть название улиц, действительно написанных «вверх ногами», попросил заместителя прокурора развернуть карту ее обычной стороной с севера на юг; или же, не имея возможности разобрать названия, он тем не менее показал заместителю прокурора улицу, по которой скрылся. В обоих случаях Помаричи не заметил, что отмеченный Марино маршрут не только противоречит свидетельствам очевидцев, но и не соотносится с местом, где нашли синий «ФИАТ-125». Пытаясь скрыть собственную небрежность, следователи полностью доверились путаным рассказам обвиняемого: «Таким образом, можно заключить, что Марино прекрасно описал главный и дополнительный маршрут (по которому действительно скрылись обвиняемые) бегства с места преступления» (с. 257).

В данном случае следственный судья Ломбарди и заместитель прокурора Помаричи сочли версию Марино ошибочной (хотя и с некоторым опозданием). Других вариантов не было: очевидно, что любое описание бегства неизбежно должно приводить к синему автомобилю «ФИАТ-125», брошенному участниками покушения на перекрестке улиц Ариосто и Альберто да Джуссано. Впрочем, в итоге следствие оценило признание Марино совершенно иначе. В главе постановления приговора, озаглавленной «Доказательства» и посвященной подготовке и исполнению убийства Калабрези, утверждается (с. 264), что рассказ Марино не только «совершенно совпадает» с полицейской реконструкцией событий, но даже позволяет «исправить… некоторые ее неточности». Другими словами, вместо того чтобы искать объективное подтверждение признания, оставленного подсудимым, следствие воспользовалось его показаниями как пробирным камнем, с помощью которого оно могло бы проанализировать (и при случае отвергнуть) рассказы очевидцев.

Председатель суда Милана Манлио Минале с самого начала прений дал понять, что не расположен слепо доверять результатам расследования, которое вели следственный судья Ломбарди и заместитель прокурора Помаричи (Помаричи вел первые четыре допроса Марино самостоятельно). В достоверности слов подсудимого следовало убеждаться с начала и до самого конца. С первого допроса Марино в зале суда (9 января 1990 г.) глубинные этические мотивы его раскаяния подверглись сомнению. Председатель отметил, что незадолго до того, как Марино отправился на исповедь к священнику из Бокка-ди-Магра, он совершил еще одно ограбление ( Dibattim. , c. 14). «Ответьте по сути, – спросил председатель в какой-то момент, – если бы вы раздобыли деньги, то продолжали бы вести прежнюю жизнь и немного задобрили бы вашу совесть, так или нет?» ( Dibattim. , c. 28). На следующем допросе (10 января 1990 г.) председатель обратил внимание, что во время расследования Марино сформулировал три разные версии того, как велась подготовка к убийству Калабрези. Первая версия : Бомпресси часто разговаривает с Марино, тот соглашается принять участие в покушении и получает подтверждение о решении исполнительного комитета в Пизе от Софри и Пьетростефани (13 мая 1972 г.). Вторая версия : Бомпресси делает первое предложение Марино, тот получает детальные указания от Пьетростефани и разрешает последние сомнения во время встречи с Софри в Пизе, на которой также присутствует Пьетростефани ( Dibattim. , c. 39–42). Третья версия : убийство готовится в ходе целой серии обсуждений внутри определенной «группы», о которой мы больше ничего не знаем (в ответ Марино сообщает, что в ее состав входили Пьетростефани, Бомпресси и он сам). В ходе прений возникает четвертая версия , согласно которой Пьетростефани не участвовал в пизанской встрече 29 29 Sofri A. Memoria. P. 73–77. . Мотивы последней перемены во взглядах Марино объяснить легко. В процессе расследования Пьетростефани заметил, что тогда скрывался от правосудия и, следовательно, едва ли ему могла прийти на ум мысль ехать в Пизу, где его очень хорошо знали, особенно в день, когда весь город усиленно контролировался силами правопорядка («Лотта континуа» организовала митинг в память Франко Серантини – юноши, избитого во время одной из манифестаций и умершего в тюрьме, где он провел несколько дней без всякой медицинской помощи). Отчего же тогда, возражает председатель, Марино сообщил прокурору, что Пьетростефани присутствовал «вблизи или издалека» на встрече в Пизе? Видно, что Марино теряется:

Знаете, когда, так сказать, я давал первые показания, то без подготовки и непроизвольно сказал, что Пьетростефани и Софри связались со мной, я имел в виду, что сначала я говорил об этом с одним, а потом с другим. Ясно, что я не был… То есть я не считал, что в тот момент важно уточнять, с кем я говорил сначала, а с кем потом, места и т.д., и т.д. Затем, собравшись с мыслями… Действительно, будучи в Пизе, я говорил только с Софри, потому еще, что, конечно, с Пьетро (т.е. Пьетростефани) мы несколько раз виделись раньше и уже обсуждали эти вещи… (10 января 1990 г., Dibattim. , c. 71).

Марино говорит о единственной ошибке, которую он совершил, выступая в суде «без подготовки». На самом же деле речь идет об одном из множества уточнений, которые он вносил по мере дачи показаний о ключевом эпизоде дела в ходе всего процесса.

Допрос 21 июля 1988 г.:

В тот момент в Пизе умер Серантини, совсем незадолго до убийства комиссара Калабрези; я помню, что из-за этого прошла большая манифестация, в которой участвовало много людей из «Лотта континуа»; кроме того, состоялся митинг, который вел Адриано Софри. Сразу после этой встречи Софри и Пьетростефани подошли ко мне; помню, что сначала мы пошли выпить чего-нибудь в какой-то бар, а потом обсуждение продолжалось уже по пути оттуда . Они подтвердили, что решение принято Исполнительным комитетом, сказали, что мысль о сроках созрела в том числе из-за смерти Серантини: решение приняли раньше, по причинам, о которых мне уже рассказывал Энрико (=Бомпресси), но что надо ускориться, чтобы ответить на гибель Серантини, так мы сможем использовать ярость, которая после случившегося охватила членов организации. Тогда я с этим согласился. Во время разговора я получил общие указания: мне сказали, что если нас арестуют, то нам следует говорить, будто мы действовали несогласованно и отдельно друг от друга, чтобы таким образом не замешать сюда организацию. Мне обещали помощь в суде через адвоката, который бы внешне не был никак связан с «Лотта континуа», а также деньгами в том случае, если бы возникла угроза моей безопасности. Впрочем, ничего конкретного о плане действий сказано не было, я только должен был вернуться в Турин и ждать сообщений ( Verb ., с. 8–9; курсив мой. – К.Г .).