Уильям Макговерн - Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории

Когда один из командиров отказался подчиниться приказу, поскольку гордость не позволяла ему драться пешим, его немедленно обезглавили, а его голову провезли перед всеми, как предупреждение всем возможным несогласным. Кстати, благодаря этой тактике «варвары» потерпели сокрушительное поражение.

Из этих строк ясно, что в далеком VI в. до н. э. обитатели Монголии были далеки от того, чтобы считаться искусными всадниками, какими они стали в более поздние времена. Они были кочевниками, но пешими кочевниками, и, по всей вероятности, охотниками и собирателями, как ранние финны, хотя маловероятно, что они занимались примитивным земледелием. В любом случае можно с определенностью сказать, что культура использования лошади еще не произвела революции в их жизни.

Если вспомнить, что скифы и сарматы из Туркестана задолго до этого периода были известны своим искусством верховой езды и своей тактикой конного боя, становится ясно, что это туранцы позаимствовали использование лошади у иранских кочевников с запада, а не наоборот. Более того, даже в более поздние времена (в I в. до н. э.), когда гунны приобрели известность как конные воины, считалось, что лошади с иранского запада гораздо лучше тех, что были у туранцев.

В течение всего этого времени имело место постоянное проникновение культурных влияний с Запада на Восток. Благодаря открытиям П. К. Козлова [29] Путешествовал по Центральной Азии с 1883 по 1926 г. в составе 4-й и 5-й экспедиций Н. М. Пржевальского, в экспедиции В. И. Роборовского и, как руководитель, в Монголо-Тибетской (1899–1901), Монголо-Сычуаньской (1907–1909) и Монголо-Тибетской (1923–1926) экспедициях. в Северной Монголии у нас есть вполне определенное археологическое подтверждение этого движения цивилизации. В некоторых захоронениях, обнаруженных в этом районе, и, без сомнения, принадлежавших ранним гуннским вождям, были найдены различные предметы искусства, украшенные такими же узорами, какие были распространены у иранских кочевников из Туркестана и Южной России. Не менее интересен тот факт, что другие предметы, найденные в этих захоронениях, безошибочно выдают греческое влияние и, вероятно, попали туда через Центральную Азию из греческих колоний, существовавших на северном побережье Черного моря.

Но гораздо важнее, чем художественное влияние, которое иранские кочевники с запада имели на туранских кочевников с востока, был тот факт, что туранские обитатели Монголии почти полностью переняли образ жизни и обычаи своих иранских соседей с запада. И конечно, самым важным из этих заимствований стало использование лошади для верховой езды. За этим последовала всеобъемлющая революция в образе жизни и обычаях, так что вся материальная культура туранских народов изменилась полностью. Мы до сих пор не можем с точностью утверждать, когда произошла эта огромная трансформация. Но это должно было случиться около 400 г. до н. э., или, более грубо, между 541 г. до н. э., когда, как мы знаем, туранцы еще сражались пешими, и 300 г. до н. э., когда те же самые туранцы уже стали искусными наездниками. Подтверждением этого изменения, как и в большинстве других случаев, служат весьма расплывчатые и косвенные китайские записи.

После падения династии Западная Чжоу (771 г. до н. э.) Китай раскололся на несколько феодальных государств, которые номинально являлись подданными императора Восточной Чжоу, но в действительности были полностью автономными. Среди этих государств было царство Чжао, занимавшее большую часть современной провинции Шаньси и, следовательно, находившееся вблизи границы с Монголией. Один из правителей этого маленького царства (по имени У Лин, правивший с 325 по 298 или 295 г. до н. э.) снискал громкую славу благодаря своей успешной войне с северными варварами. Однако, как нам сообщают летописи, этого успеха он добился, только когда он заставил своих солдат согласиться носить варварскую одежду и сражаться варварским способом.

Как мы уже видели, у китайцев существовал старый обычай сражаться, стоя на боевых колесницах. Кроме того, до этого времени основным оружием китайского воина был короткий меч, а китайский костюм, как военный, так и гражданский, состоял из свободного платья и тапочек или сандалий. Согласно новым приказам царя Чжао, китайские войска должны были носить одежду как у гуннов, стрелять из лука и биться длинными мечами вместо коротких. Более того, воинам пришлось научиться стрелять из лука и драться сидя на лошади, как это делали гунны. Приказ перейти на гуннскую одежду, вероятно, означал, что вместо тапочек и свободных платьев воины Чжао должны были носить сапоги и штаны, больше подходившие для всадников.

Царь Чжао доказал, что был великим первопроходцем во многих областях. После него боевые колесницы стали постепенно выходить из употребления по всему Китаю, и в течение следующих веков не только войска, расположенные вблизи монгольской границы, но и другие китайцы повсеместно приучились носить штаны и сапоги.

Однако нас в данном случае интересуют не китайцы, а туранцы, поэтому рассказ о царе Чжао особенно важен тем, что из него мы узнаем, какую огромную трансформацию претерпели северные соседи Китая. Мы видели, что двумя веками раньше они жили и сражались пешими, и можем предполагать, что их главным оружием в бою был скорее меч, чем лук и стрелы. Несмотря на отсутствие детальной информации, крайне сомнительно, что в этот ранний период гунны носили штаны и сапоги.

После смерти царя Чжао и примерно до III в. н. э. в китайских записях нет ничего особенно интересного в отношении обитателей Монголии. Однако примерно к этому времени летописцы Поднебесной внезапно начинают демонстрировать огромный интерес к образу жизни и обычаям своих северных соседей, что позволяет нам получить вполне адекватную картину культурной жизни гуннов того времени.

В это время практически все многочисленные племена, обитавшие в Монголии, входили в состав вновь созданной конфедерации, во главе которой стояло племя, известное как хунну. Нет сомнений, что хун-ну были потомками народа, в более ранние времена известного как хун-ю. Поскольку в наши дни все согласны с тем, что хун-ну, по меньшей мере частично, являлись предками народа, известного европейским хроникерам как гунны, мы в дальнейшем в этой работе будем называть их гуннами. Как мы уже видели, эти гунны определенно имели тесное родство с варварами под названием ди и со многими племенами под названием рунг. Но в данный период все эти более мелкие племена были поглощены конфедерацией хунну и окончательно исчезли с исторической сцены.

Из китайских летописей видно, что все народы, входившие во вновь созданное гуннское объединение, имели очень сходную культуру, и эта культура была очень близка к той, которая существовала у иранских кочевников запада. В действительности, очевидно, что практически все народы Центральной Азии, от степей Южной России до Западной Маньчжурии, независимо от расы, к которой они принадлежали, и языка, на котором они говорили, пришли к одному и тому же образу жизни. В связи с этим интересно отметить, что великий гуннский правитель, создавший империю гуннов – империю, куда входили народы совершенно разных рас и языков, называл себя «господином всех, кто стреляет из лука с лошади», таким образом, обозначая характерную особенность этой степной культуры.