Сергей Нечаев - Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец?

В сентябре 1791 года гражданин Сад узнал, что его старший сын все же уехал за границу. После этого он пригрозил объявить семейство де Монтрей врагами Революции, но при этом он не сделал ничего для исполнения этой угрозы, ограничившись лишь предупреждением.

Его собственная «революционная деятельность» помогла на какое-то время защитить замок Лакост от разграбления, но продлилось это недолго.

Жизнь и творчество Сада, конечно, связаны с исторической обстановкой, но странным образом. В идеях Сада нет революционного смысла, их никак нельзя свести к революции.

Кстати говоря, если бы Людовику XVI удалось сбежать, можно не сомневаться, что он призвал бы на помощь армии других европейских государств. Но короля узнали, схватили и вернули обратно в Париж, а гражданин Сад, воспользовавшись ситуацией, опубликовал «Обращение парижского гражданина к французскому королю».

Позднее он опубликовал еще несколько брошюр политического содержания.

24 ноября 1791 года гражданин Сад читал в «Комеди-Франсэз» свою пьесу «Жанна Лэнь, или Осада Бове». До сих пор его работы считались «непатриотичными», но это произведение было патриотической трагедией, хотя и его «пробить» для постановки не удалось. А потом вообще случилось непредвиденное: 5 марта 1792 года уже стремившиеся к диктатуре якобинцы [18] Якобинцы – крайне левая политическая партия, склонная к революционному террору и сильная своей дисциплиной. Название получила по имени монастыря доминиканцев, в здании которого собирались ее представители. Ее вождем был Максимилиан Робеспьер. В дальнейшем слово «якобинец» стало нарицательным для обозначения фанатиков-демагогов. вызвали в «Итальянской комедии» провал совершенно безобидной пьесы Сада под названием «Соблазнитель». Почему? Да потому, что она «написана одним из бывших».

Пьеса была поставлена в итальянском театре в январе 1792 года и выдержала четыре представления, но 5 марта зал оказался до отказа набит членами Комитета Общественной Безопасности Национального конвента, отличавшихся от прочих зрителей яркими красными беретами. Они вели себя непристойно, но никто не посмел возмутиться, и пьесу во избежание дальнейших неприятностей «сняли».

Тем не менее в своей «родной» секции Пик гражданин Сад продолжал продвигаться все выше и выше, и 17 октября 1792 года его назначили комиссаром по организации кавалерии.

Именно в это время он письменно изложил свои «Соображения о способе применения закона», что было равносильно проповеди «революционной демократии». Согласимся, из-под пера представителя древнейшего аристократического рода это выглядело более чем странно, но ничего не поделаешь: хочешь жить – умей вертеться…

Сад не мог воспринимать якобинскую Революцию иначе как ненавистного соперника, искажающего его идеи и компрометирующего его дело: в то время, как Сад хотел установления царства интегрального человека, революция желала произвести на свет человека естественного. Во благо этому естественному человеку Революция использовала все те силы, которые, по сути, принадлежали человеку интегральному и должны были способствовать его расцвету. Для интегрального человека нет худшего врага, чем Бог; таким образом, убивая короля, наместника Бога на земле, в сознании людей уничтожали и Бога; это ни с чем не соизмеримое убийство имело столь же несоизмеримое последствие – приход интегрального человека. Итак, интегральный человек отмечен клеймом преступления, притом самого ужасного из всех преступлений – цареубийства. «Тут на ум приходит весьма необычная мысль, – пишет Сад, – но поскольку она, несмотря на ее дерзость, справедлива, я ее выскажу. Нация, которая начинает управляться как республика, будет способна поддерживать себя лишь с помощью добродетелей, ибо для того, чтобы достичь большего, надо всегда начинать с меньшего; но нация уже старая и разложившаяся, которая отважно сбросит с себя иго монархического правления, чтобы воспринять правление республиканское, будет поддерживаться лишь посредством бесчисленных преступлений; ибо она уже находится в преступлении, и если бы ей захотелось перейти от преступления к добродетели, то есть от состояния жестокости к состоянию покоя, она впала бы в косность, первейшим результатом которой была бы ее неминуемая гибель».

Кстати, а что это за «интегральный человек», о котором говорил Пьер Клоссовски?

Вообще-то, интегральный – это неразрывно-связанный, составляющий неотъемлемую часть целого. Но у маркиза де Сада интегральный человек – это человек, независимый от чего-либо. Это человек, жизненными поступками которого управляет природа.

Задачей просветителей (включая Вольтера) как «оппозиционеров» старому режиму было разрушение господствующей идеологии. И маркиз де Сад тоже по-своему был просветителем, но он рассуждал так: человек следует общим законам природы и противится сковыванию кем-либо или чем-либо. Люди должны быть свободными и опираться только на свой собственный разум. Кто бы спорил… Но теоретические воззрения разных мыслителей должны были воплотиться в реальном историческом развитии человечества.

Тот же Вольтер, например, представлял революцию как период ужаса, отсутствия разума и справедливости. При этом он считал важнейшей задачей создание условий для свободного и наиболее полного самовыражения человека. Это может показаться удивительным, но маркиз де Сад мечтал примерно о том же: об установлении Республики и появлении свободного интегрального человека. И он не принял Великую французскую революцию, потому что (по его мнению) ее идеалы исказились в процессе практической реализации.

Маркиз отражал взгляды определенной социальной группы – либертенов. А это была идеология скептически настроенных аристократов-интеллектуалов, циников и мистиков. Но террор победившей революции носил коллективный характер, а маркиз де Сад пропагандировал все индивидуальное. Став участником революционных событий, он негативно воспринимал бездушное «коллективное насилие» революционеров. Маркизу был свойственен правовой нигилизм, и революционные законы он считал искусственной мерой, не отвечающей истинным и внутренним запросам человеческой натуры.

С одной стороны, маркиз де Сад был сторонником уничтожения старого мира, в котором сам он жил и благоденствовал. Но, будучи либертеном, он носил в душе собственные законы. Он считал, что не покорность, а, напротив, возбуждение приносит настоящее удовлетворение. Он был уверен, что мерилом реальности являются ощущения, а если добродетель не возбуждает никакого чувства, значит у нее нет и реальной основы. Сравнение добродетели с пороком у маркиза де Сада выглядело так: «первая есть нечто иллюзорное и выдуманное; второй – нечто подлинное, реальное; первая основана на предрассудках, второй – на разуме. <���…> Химерическая, воображаемая добродетель заключат нас в мир призраков, тогда как конечная связь порока с плотью свидетельствует о его подлинности».