Сергей Нечаев - Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец?

Самый влиятельный деятель умеренно-республиканской партии, директор Эмманюэль Сийес, давно уже носился с мыслью о непригодности конституции III года и вырабатывал свой собственный проект государственного устройства, которое должно было, по его мнению, дать устойчивость внутреннему порядку. С этой целью он стал объединять все антидемократические элементы среди тогдашних политических деятелей, не желавших возвращения Бурбонов. Ему удалось расположить в пользу своего плана многих членов обоих Советов, которые стали называть себя реформистами. Узнав о планах Сийеса, Бонапарт вошел с ним в соглашение, и оба очень быстро подготовили государственный переворот с целью введения новой конституции.

Государственный переворот был успешно совершен. То, что это был именно государственный переворот, не вызывает сомнений, так как это была незапланированная смена правительства, предпринятая организованной группой людей для смещения законного правительства страны. Переворот этот известен под названием «18–19 брюмера VIII года» и обыкновенно считается концом Великой французской революции.

В жизни маркиза де Сада в конце 1799-го – начале 1800 года тоже произошли кое-какие изменения. Прежде всего, теперь он мог уже больше не маскироваться под простого «гражданина». Кроме того, 13 декабря 1799 года была осуществлена новая постановка его пьесы «Граф Окстьерн, или Последствия от распутства». Кстати, сам маркиз сыграл в ней одну из ролей.

А затем колесо фортуны явно повернулось и маркиз де Сад вырвался из когтей нищеты. Дело в том, что к осени 1800 года опубликовали его сборник «Преступления из-за любви», и это принесло кое-какие деньги.

Сборник состоял из одиннадцати новелл, написанных им в Бастилии в 1787-м и 1788 годах. Наиболее известными из них стали: «Эрнестина», «Эжени де Франваль», «Двойное испытание», «Факселанж, или Заблуждения честолюбия» и др. A перед этими новеллами шла статья де Сада, имевшая название «Мысли о романах».

В этой статье (эссе) маркиза де Сада можно найти восторженные отзывы о Вольтере, Руссо, Ричардсоне, Филдинге и аббате Прево. И там он изложил свои взгляды на природу романа. Романист, написано там, дитя матери-природы, невинной в своем бесконечном коварстве, и «если он не станет любовником своей матери после того, как та произвела его на свет божий, пусть не берется за перо – мы все равно не будем его читать». Одержимый жаждой «описать все», писатель не должен забывать о том, что от него хотят «не истины, а всего лишь правдоподобия». Отметим в связи с этим, что произведения самого маркиза удивительно правдоподобны. Но при этом, как отмечает немецкий историк Фолкер Райнхард, написавший о нем книгу, «де Сад был и остается провокатором. Он создал, наверное, самый мрачный образ человека в мировой литературе. Человек у де Сада не просто глубоко отвратителен, но и крайне опасен. Де Сад описывает человека как существо, находящееся примерно на той же ступени развития, что и насекомые. Это чистая материя, лишенная смысла и разума. Человек «вброшен» в мир, для него крайне чужой и некомфортный. При этом он наделен от природы потребностью унижать и уничтожать других людей».

По мнению Фолкера Райнхарда (и с этим нельзя не согласиться), «де Сад считал себя экспериментатором, исследователем человеческой природы. Эти исследования он осуществлял главным образом опытным путем. Там, где эксперимент с участием реальных живых людей становился невозможным, он «додумывал» его «теоретически» – в форме романа или философского эссе».

Кстати, сам маркиз де Сад говорил на эту тему так:

«Я убежденный сторонник либертинажа и свободомыслия, мне наплевать на все общественные условности и правила. Но я не убийца. Я уважаю человеческую жизнь, пусть она и не стоит ломаного гроша».

У Фолкера Райнхарда читаем:

«Он стал первым европейцем, который показал, что человек, выражаясь словами Зигмунда Фрейда, «не хозяин в собственном доме». Он первым опроверг оптимистическое просвещенческое представление о том, будто воспитание и образование всегда могут обуздать природу. Это выдающаяся для XVIII столетия мысль, верность которой Фрейд позже доказал иными способами».

А еще в 1799 году вышла в свет очередная версия романа «Новая Жюстина». Эта книга была существенно увеличена в объеме, и за основным заголовком в ней шел подзаголовок «История Жюльетты, ее сестры». На сей раз, книга насчитывала шесть томов, и в ней было уже сто гравюр эротического содержания.

Кстати, в 1801 году этот роман издадут вновь под названием «История Жюльетты, или Торжества порока».

Повествование романа разворачивалось вокруг все той же невинной и наивной Жюстины, но теперь ей противопоставлялась ее прагматичная сестра Жюльетта, которая, в отличие от Жюстины, предавалась порокам и извращениям, и которой, в конце концов, выпала гораздо более удачная доля. У де Сада Жюльетта отправилась в престижный парижский публичный дом и там начала взбираться по лестнице жизненного успеха, а Жюстине пришлось признать, что мир совсем не идеален и что с ее «приличностью» делать в нем, по сути, нечего.

Как мы уже говорили, в конце 1799 года Наполеон Бонапарт сверг Директорию и стал первым консулом.

Историки любят прославлять 18 брюмера: якобы этот день спас и возвеличил Францию. Якобы в этот день один великий человек взял под свою ответственность судьбу Франции, и все остальные расступились перед ним. И после этот человек якобы не мог быть достоин порицания, ведь он всего лишь воспользовался правами, естественным образом вытекавшими из сложившейся ситуации. В самом деле, зачем винить корсиканца за то, что он после этого начал распоряжаться во Франции, как полноправный господин? Не сами ли французы поставили его выше закона и вознесли на недосягаемую высоту? На высоту, на которой у любого бы начала кружиться голова…

Получается, что французы сами дали волю над собой Наполеону. Они сами бросили поводья, но они же очень скоро начали жаловаться, что новый Цезарь завел их слишком далеко. Конечно, очень скоро многие заговорят о его бесчеловечности, о его тирании, о его головокружении от успехов. Но разве не они сами подарили ему всемогущество?

Трудно понять, каким образом французы в 1799 году, в такую тяжелую для страны пору, не понимая всех последствий, подчинили себя насилию и хитрости, прикрытым военной славой? И это всего лишь через десять лет после Великой французской революции… Неужели они так ничему и не научились?

Сейчас нам легко говорить об этом, но тогда, более двухсот лет назад, многие пренебрегли элементарной логикой и убили в себе всякую идею о достоинстве и справедливости. Наверное, было бы очень удобно, если бы можно было по собственному желанию давать волю таким деспотам без малейшего вреда для себя. Но это невозможно, и этого не должно быть. А посему власть Наполеона стала чистым плодом фантазии, но не ума. Что же касается последствий, то нельзя посадить зерно, а потом жаловаться на то, что из него выросло. Нельзя отвергать последствия, не признавая причин.