Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Южнее обстановка для немцев сложилась еще хуже. Вместо продолжения не обеспеченного должными ресурсами наступления на Тулу 2-я армия получила приказ о продвижении далее на юго-восток к Верхнему Дону, служившему целью Генерального штаба до броска к Москве. И теперь советская контратака застигла 2-ю армию увязшей в заснеженных полях поблизости от Ефремова, при этом полностью отрезанной от соседей – 2-й танковой армии и группы армий «Юг». К 8 декабря Красная армия пробила 30-километровую брешь в немецком фронте, окружив три пехотные дивизии. 14 декабря фельдмаршал фон Бок предполагал, что 134-я пехотная дивизия имеет шансы на прорыв, а возможности потрепанных остатков 45-й дивизии невелики; в действительности же командир 134-й застрелился днем ранее. В боевом журнале 45-й пехотной дивизии содержатся рапорты о «призрачных ночных маршах»:

«Иногда ледяная снежная метель стихала, и становилось возможным хоть что-то разглядеть. Всюду на востоке полыхали огни гигантских пожаров. Проходить участки пути и вообще находить дорогу удается лишь с помощью местных… Целый день напролет без перерывов метель взбивала мелкий как пудра снег и бросала его в глаза и лица, пока не возникало чувство, будто идешь через болезненную градовую бурю… В снежных облаках для него [противника] не составляло труда выдвигать ударные войска прямо к нашим порядкам, поэтому мы видели их лишь в последний момент» [435] Ibid., 297–298; Hartmann, Wehrmacht im Ostkrieg, 370–371. .

Здесь отступление превратилось в паническое бегство: моторная техника, лошади, тяжелое оружие, полевые кухни, инструменты, мешки с мукой и запчасти – все попросту бросалось. В целях восстановления дисциплины командующий 2-й армией генерал Рудольф Шмидт отдал приказ: «Отдельных личностей, допускающих пораженческие высказывания, необходимо выявлять и расстреливать в назидание прочим». Солдатам сформированной в Линце 45-й дивизии товарищество, обостренное страхом отстать, помогало держаться вместе, и через белые, заметенные снегом поля ползли узкими ручейками нестройные колонны людей в темном. И, понятия не имея, где находятся немецкие расположения, солдаты рассчитывали на местных проводников, которых потом часто расстреливали, чтобы те впоследствии не показали дорогу преследователям. В отсутствие лошадей или моторного транспорта немцам приходилось тащить раненых на санках и салазках. В период с 5 по 17 декабря количество погибших составило двести тридцать три человека плюс еще двести тридцать два пропавших без вести; но оставшиеся в строю довели и дотащили до своих пятьсот шестьдесят семь раненых. В конце концов их обнаружили немецкие самолеты и – в вариации на тему «Гензель и Гретель» – сбросили листовки с указаниями пути дальнейшего движения [436] Имеется в виду одноименная сказка братьев Гримм «Гензель и Гретель», где брат с сестрой находят дорогу домой из леса по оставленным камушкам. – Прим. науч. ред. . 17 декабря, после одиннадцати суток отступления, когда утихли ветры и выглянуло зимнее солнце, колонне повстречался первый немец – офицер отдела связи при 56-й пехотной дивизии. Избежав опасности полного разгрома и достигнув наконец немецких рубежей, командование соединения подвело итог: «Боевая ценность войск равняется нулю из-за полной измотанности» [437] Reinhardt, Moscow, 298; Hartmann, Wehrmacht im Ostkrieg, 370–371 and 374–379. .

Через неделю, 25 декабря, дивизионный врач в медицинском заключении зафиксировал у многих солдат «нервное истощение». Одежда промокла насквозь, изношенная за месяцы обувь никуда не годилась и вообще не соответствовала климату. По оценкам медиков, 70 % личного состава страдали от обморожения, 40 % мучились от диареи и рвоты, и на всех кишели вши. И все же, несмотря на потери и полное окружение, немцы уцелели. Лишь тонкая грань отделяла их судьбу от судьбы наполеоновской «Великой армии». На протяжении зимы, дожидаясь, пока из Франции и Австрии прибудет смена, солдаты 45-й пехотной дивизии оставались на линии фронта.

Кризис повсеместно вызывал мысли о поражении. Генерал Готхард Хейнрици, командовавший пехотой под Тулой, примерно через десять дней после начала советского контрнаступления написал пророческие строки: «Мы не сумеем оправиться после этого удара, ибо рухнуло слишком многое». Фриц Фарнбахер не мог перестать думать о «случившемся с Наполеоном у русских». Молодой офицер не был единственным, кому грезились тени 1812 г. [438] Hürter (ed.). Ein deutscher General, 128–129: Heinrici, 16 Dec. 1941; BA-MA, MSg 2/13904, Farnbacher, ‘Persönliches Kriegstagebuch’, 6 Dec. 1941. .

А в тылу, в Дулаге № 203 – одном из многих пересыльных лагерей для военнопленных, – разворачивался новый кризис. Несмотря на все попытки Конрада Ярауша организовать трехразовое питание, 4 января 1942 г. ему пришлось признать очевидное – ничего не получается. Количество его подопечных вновь поднялось до 3000, и после месяцев прочесывания окружающей местности реквизиционные команды стали возвращаться с пустыми руками. А еще в лагере обнаружился тиф. 8 января 1942 г. Ярауш жаловался жене, что приходится слишком часто пускать в ход кулаки при поступлении провизии, отчего правая рука распухла. Такой скверной ситуации еще не было. «Сотни умирающих от голода шатаются вокруг нас в лагере, – признавался он ей. – Каждая раздача еды оборачивается трагедией. Перед наступлением полной апатии и безразличия особенно возрастает жадность к еде». Даже если бы провизия прибыла в ближайшие дни, было уже слишком поздно. Два дня спустя он констатировал, что в сутки умирают до двадцати человек. Один русский пленный сказал ему: «Гитлер обещал нам хлеб и хорошее обращение, а теперь, после того как мы добровольно сдались, мы все умираем» [439] Jarausch and Arnold (eds.). ‘Das stille Sterben…’ , 359–367: 1, 4, 5, 8, 10 and 11 Jan. 1942. .

Разыгрывавшаяся в Дулаге № 203 драма точно в капле воды отражала океан человеческих трагедий, которые – на тот момент времени – перекрывали размахом все усилия айнзацгрупп по уничтожению евреев. Зимнее отступление обострило кризис снабжения 3,2 миллиона советских военнопленных, и в лагерях свирепствовали эпидемии. Когда в ноябре нацистское руководство осознало острую потребность в пленных для возмещения дефицита рабочих рук в Германии, лишь немногие годились для отправки в рейх. 13 января Ярауш благодарил жену за письма. «Любовь, что говорит в них, согревает меня, наполняет теплом, – уверял он ее. – Береги теперь себя и ребенка». Он умолчал о том, что тоже подхватил тиф и писал из полевого госпиталя в Рославле. Не прошло и полмесяца, как Конрад Ярауш умер. К тому времени в немецкой неволе нашли смерть по меньшей мере 2 миллиона советских военнопленных [440] Ibid., 366–367: 13 Jan. 1942; уровень потерь убитыми см.: Gerlach, Kalkulierte Morde, 820ff; Streit, Keine Kameraden. .