Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Поскольку немецкое окружение Москвы вмерзло в землю посередине, линия фронта напоминала неровный полумесяц протяженностью 600 километров от одного конца до другого. Рога его – штурмовые клинья с танковыми дивизиями во главе – и послужили первыми целями контратаки; оттесненные вражеским натиском, они открыли основные силы немецких 4-й и 9-й армий, располагавшихся на центральном участке фронта по обеим сторонам шоссе Смоленск – Москва. На протяжении большей части декабря, в январе и в феврале угроза уничтожения висела над всей группой армий «Центр». Северный клин германского наступления находился в 30 километрах от Кремля, экипажи 3-й танковой группы Георга Ганса Рейнхардта на короткое время создали критически важный плацдарм по берегу канала имени Москвы – последней естественной преграды на пути к северной окраине города. Именно тут 6 декабря и перешли в контрнаступление отборные дивизии Красной армии, переброшенные из Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии. Не прошло и суток, как Рейнхардт уже докладывал наверх, что лучшие войска его «выведены из строя» и что «невозможно восстановить фронт на участках вражеского прорыва или даже вообще наносить контрудары». Когда советская бронетехника неожиданно появилась в тылу у немцев, тех, как раньше их неприятеля, охватила точно такая же «танкобоязнь». Официальный журнал танковой группы, еще двумя неделями ранее источавший уверенность в способности частей и соединений взять Москву, теперь невольно проговаривался о некоторых из возникших сложностей: «То там, то тут попадается много солдат без какого-то дела, кто с конными санями, кто с коровой… солдатам словно бы ни до чего нет дела… Практически никого не заботит отражение множества неприятельских авианалетов. Убитых бомбами попросту оставляют там, где они лежат» [429] Reinhardt, Moscow, 293: Kriegstagebuch, Panzer-Gruppe 3, 14 Dec. 1941. .

Вокруг Тулы и Каширы на юге сложилась очень опасная обстановка. Положение ударной 5-й танковой бригады Эбербаха из состава 4-й танковой дивизии быстро сделалось «критическим», поскольку ей пришлось отходить еще до начала советского контрнаступления. Отказывавшуюся заводиться технику бросали вместе с загруженным на нее снаряжением. В ходе наступления покрывали по 40–50 километров за сутки, теперь – всего 6–7. Ужасающе медленное движение лишь усиливало у немцев чувство страха и будоражило в них скверные предчувствия. Соединявшее Тулу и Орел шоссе превратилось в заледеневшую тропу, местами присыпанную поземкой. Сжигавшие больше топлива, лишь бы не останавливаться, танки то и дело приходилось откапывать из снежных заносов. Фриц Фарнбахер наблюдал за действиями своей части со слабой иронией и нежной заботой:

«Невозможно сказать, что тебя ждет всякий раз, пока вся похоронная процессия опять не тронется… Ныне мое гордое “семейство” выглядит вот так: впереди машина шефа на переднем приводе – раздаточный дифференциал на задний мост накрылся вчера; боюсь, через холмы мы не переберемся, она немного чихает, но идет».

Так все и шло. На каждой из драгоценных машин приходилось латать все время что-то разное: то под тяжестью грузов выгибались рессоры, то текли топливные шланги; санитарный прицеп для оказания первой помощи подцепили крюком к грузовику с полевой кухней. «Вот моя гордая команда», – завершал описание Фарнбахер [430] BA-MA, MSg 2/13904, Farnbacher, ‘Persönliches Kriegstagebuch’, 20 Dec. 1941; Hartmann, Wehrmacht im Ostkrieg, 354–357. .

В 296-й пехотной дивизии дела обстояли не лучше, поскольку им тоже пришлось сниматься с места до атак Красной армии. В то время как дивизионный журнал лаконично сообщал: «Трудный переход… через овраги к востоку от Одоева», лейтенант Райнерт оставил куда более живое описание: «На ледяном северном ветру, в черной ночи ждем, пока они запустятся. Каждая машина может идти с интервалом 200 метров, солдаты придерживают их веревками, чтоб не сползали по льду вниз слишком быстро». Когда упряжные лошади, становясь на дыбы, скользили в овраги с телегами, когда следом за ними спускались машины, солдатам приходилось карабкаться обратно и проделывать все то же самое со следующей машиной или повозкой. Хуже всего получалось с пушками – слишком тяжелыми, чтобы удержать их. Если какие-то скатывались бесконтрольно, их приходилось оттаскивать с пути. У голодных, плохо одетых и дрожавших от холода и страха солдат на преодоление перевала ушла вся ночь, и болезненно тягучее движение лишь обостряло холод и страх. 22 декабря Райнерт писал: «Итак, приказ: назад! Мы смертельно устали духом. И рассказать не могу, что мы чувствовали в эти минуты. Это слишком чудовищно. Нам хотелось завыть в голос…» К Новому году он отмечал: «Солдаты вдруг теряют способность сделать хоть один следующий шаг, они падают и умирают на месте или замерзают насмерть, пока едут к месту, где можно укрыться. Жестокое время». Из тысячи человек, потерянных 296-й пехотной дивизией в декабре, триста пятьдесят один погиб от обморожения [431] Hartmann, Wehrmacht im Ostkrieg, 363–366: журнал 296-й пехотной дивизии, 21 Dec. 1941; Reinert, 20 and 22 Dec. 1941. .

Подводя безрадостные итоги оценки уровня морального духа в частях и соединениях по всей группе армий «Центр», 19 декабря авторы обзора пришли к выводу, что этот уровень достиг предельных значений:

«Неудачи можно отнести на физическое и умственное состояние личного состава, которое упало гораздо ниже всякого предела эффективности, на страх попасть в плен к русским, огромный недокомплект в частях, нехватку топлива, острейшее положение со снабжением и плачевное состояние лошадей. И помимо прочего чувство бессилия перед тяжелыми русскими танками… Это позволяет русским, применяющим массы живой силы, поразительно нарастающие, несмотря на порой громадные потери убитыми и ранеными, просачиваться через наши непрочные заслоны из-за все увеличивающейся протяженности фронта дивизии».

Упоминая о вызывавших «хаос» советских прорывах в немецкие тылы, штабисты группы армий признавали неспособность заставить своих солдат переходить в контратаку. В таких обстоятельствах плохо снаряженные и почти не прошедшие подготовки, наспех сколоченные советские армии могли достигать вполне реальных побед [432] Погодные обстоятельства в целом одинаково влияют на всех участников боевых действий. Холода в декабре 1941 г. не играли на руку советским войскам, поскольку красноармейцы точно так же, как и немцы, страдали от обморожений, техника не заводилась, а оружие отказывало в силу простых законов физики. [433] Reinhardt, Moscow, 310: Heeresgruppe Mitte, Kriegstagebuch, 19 Dec. 1941. .

Когда раскрошились бронированные рога группы армий «Центр», основные силы немецких войск на подступах к Москве очутились под продолжительным – и едва не ставшим роковым – натиском противника. С последней недели декабря и до середины января Красная армия пробила несколько брешей в немецких порядках, создавая угрозу крушения фронта и уничтожения всей группы армий. «Окно» на южном участке по Оке привело к полному окружению немецких войск в Сухиничах. Отбив Мосальск, Жиздру и Киров, две советские армии прорубили широкую просеку между немецкими 2-й танковой армией и 4-й армией, обеспечив пространство для продвижения четырех советских армий на Юхнов и к жизненно важному шоссе Смоленск – Москва. На севере все обстояло так же плохо. 29–30 декабря советская 29-я армия проломила себе путь через немецкий 4-й армейский корпус в районе Старицы и выдвинулась к Ржеву, невысокие холмы которого служили ключом к немецким позициям. В течение трех суток советская 39-я армия сумела прорваться западнее Ржева и развернуться на юг в направлении Сычевки. За Сычевкой находились Вязьма и шоссе Смоленск – Москва. Казалось, вот-вот советские войска в контрнаступлении воспользуются брешами для окружения огромных сил противника, точь-в-точь как сами немцы на протяжении лета и осени. 12 января Красная армия проделала второе крупное «окно» на севере, в районе Волоколамска [434] Reinhardt, Moscow, 291–295, 320–324 and 349. .