Джин Ауэл - Долина лошадей

Почему она решила отправиться сегодня на запад? Почему она оказалась неподалеку как раз в тот момент, когда раздался его крик? И как могло случиться, что из всех пещерных львов, бродивших по степям, в ущелье ей повстречался именно Вэбхья? Наверное, ее тотем привел ее в те места. А как же сон, в котором ей приснился мужчина со светлыми волосами? Неужели это тот самый человек? Почему он вдруг оказался там? Она понимала, что теперь ее жизнь изменится, хоть и не знала, какую роль в ней сыграет этот мужчина. Но ей наконец довелось увидеть лицо человека из племени Других.

Уинни подошла к ней со спины, ткнулась носом в руку, и Эйла обернулась. Лошадь положила голову ей на плечо, и Эйла, вскинув руки, обвила ими шею Уинни, а затем прижалась к ней головой и замерла, ощущая тепло и близость лошади, думая об образе жизни, который стал для нее привычным, и о будущем, внушавшем ей некоторую тревогу. Затем она погладила и приласкала кобылку и почувствовала, как жеребенок зашевелился в ее брюхе.

— Осталось уже совсем недолго, Уинни. Как хорошо, что ты помогла мне доставить его сюда. В одиночку я бы ни за что с этим не справилась.

«Надо бы пойти проверить, все ли в порядке», — подумала она, боясь, как бы с ним чего-нибудь не случилось за время ее недолгой отлучки. Он лежал в той же позе, что и прежде, но Эйла продолжала сидеть рядом с ним, прислушиваясь к его дыханию, не в силах отвести от него глаз. Внезапно она заметила нечто крайне необычное: у него не было бороды! А ведь у всех мужчин из Клана были большие темные бороды. Неужели у мужчин из племени Других не растет борода?

Проведя рукой по его подбородку, она почувствовала, как колется отросшая щетина. Борода у него есть, но совсем короткая. Эйла в недоумении покачала головой. Как молодо он выглядит. Внезапно ей показалось, что этот рослый, мускулистый мужчина скорее похож на мальчика.

Он повернул голову, застонал и что-то забормотал. И хотя речь его звучала невнятно, у Эйлы возникло смутное ощущение, что она должна быть понятна ей. Ощупав его лоб и щеки, она поняла, что у него начался жар. «Надо бы как-то напоить его отваром ивовой коры», — подумала она и поднялась с места.

Доставая кору, Эйла еще раз окинула взглядом свои запасы лекарственных трав. Она собирала их, даже не задумываясь о том, что они вряд ли понадобятся кому-нибудь, кроме нее самой, действуя по привычке, и теперь порадовалась тому, что у нее такая обширная аптека. Ей не удалось обнаружить ни в долине, ни в степях кое-каких растений, произраставших в изобилии неподалеку от Пещеры, где жили члены Клана, но и теми, которые она сумела найти, вполне можно было обойтись. Она заготовила и некоторые из трав, росших в южной стороне и встретившихся ей впервые. Айза научила ее, как распознать среди незнакомых растений те, что можно использовать как лекарство или употреблять в пищу, но Эйла решила, что не стоит применять их для лечения незнакомца, поскольку их свойства известны ей не до конца.

Помимо ивовой коры, она взяла растение, о полезных качествах которого она знала с давних пор. Его широкие листья с двумя острыми зубчиками на конце росли у основания мохнатого стебля, а не по всей его длине, на верхушке которого находилась шапка мелких цветков — белых, когда Эйла сорвала их, а теперь засохших и побуревших. Оно так сильно походило на репешок, что Эйла приняла его за одну из разновидностей семейства репейниковых, но целительница, повстречавшаяся ей на Сходе Клана, называла его «костоправом» и применяла его при повреждениях костей. Эйла использовала это растение как средство для снятия жара, но его нужно было варить долго, до тех пор пока не образуется густой сироп, который вызывал обильный пот. Зная о том, что это сильнодействующее средство, Эйла решила, что не станет давать его мужчине, ослабевшему от кровопотери, без крайней необходимости, но все же приготовила его на всякий случай.

Внезапно она вспомнила про люцерну. Свежесорванные листья этого растения, замоченные в горячей воде, способствуют повышению свертываемости крови. И она растет в поле неподалеку. Еще надо напоить его мясным бульоном, чтобы у него прибавилось сил. Она снова стала рассуждать как целительница, оправившись от минутной растерянности. С самого начала все ее действия подчинялись одной-единственной мысли, занимавшей главное место в ее сознании: этот человек должен остаться в живых.

Ей удалось заставить его выпить немного отвара ивовой коры, приподняв ему голову и положив ее к себе на колени. Веки его затрепетали, и он что-то пробормотал, но так и не пришел в сознание. Кожа в местах, где были царапины и ссадины, покраснела и стала горячей, а нога сильно распухла. Она поставила свежую припарку и сменила компресс на голове, где вздутие уже стало поменьше. Наступил вечер, а тревога в ее душе все росла и росла. Эйла пожалела о том, что рядом с ней нет Креба, который умел призывать на помощь духов и делал это всякий раз, когда Айза бралась кого-то лечить.

Когда стемнело, мужчина начал метаться на постели, размахивая руками и выкрикивая разные слова. Одно из них повторялось особенно часто, и его сопровождали другие, звучавшие как предостережение. Эйла предположила, что это имя скорее всего имя второго мужчины. Около полуночи она взяла ребро оленя с выдолбленной на одном из его концов ложбинкой и принялась поить незнакомца вытяжкой из репяшка. Ощутив сильную горечь, он открыл глаза, но в их темных глубинах Эйла не заметила ни проблеска осмысленности. После этого ей с куда большей легкостью удалось напоить его настоем дурмана, — похоже, ему хотелось промыть рот, чтобы избавиться от горького привкуса. «Какая удача, — подумала Эйла, — что дурман, который снимает боль и действует как снотворное, растет неподалеку от долины».

Она провела без сна всю ночь, дожидаясь, когда жар спадет, но кризис миновал лишь незадолго до рассвета. Эйла смыла пот прохладной водой, сменила повязки и прикрыла мужчину чистыми шкурами. Сон его стал спокойнее. Она прикорнула рядом, устроившись на меховой шкуре.

Внезапно в глаза ей ударил яркий солнечный свет, проникший в пещеру через входное отверстие. Она не сразу поняла, что ее разбудило. Повернувшись на бок, она увидела мужчину и тут же вспомнила обо всем, что произошло накануне. Похоже, ему стало лучше, во всяком случае, спал он безмятежно. И тут Эйла услышала, как тяжело дышит Уинни. Вскочив на ноги, она подошла к лошади.

— Уинни, — взволнованно спросила она, — что, уже началось?

Ответа на ее вопрос не потребовалось. Эйле доводилось принимать роды у женщин, и сама она родила сына, но ей ни разу не приходилось оказывать помощь лошадям. Уинни сама знала, что нужно делать, но, судя по всему, присутствие и сочувствие Эйлы были ей приятны. Лишь в самом конце, когда голова и передние ноги жеребенка уже оказались на виду, Эйла взялась помочь и вытащила его наружу. Уинни принялась вылизывать коричневую, покрытую тонким пушком шкурку новорожденного, и Эйла радостно заулыбалась, глядя на них.