Джин Ауэл - Долина лошадей

Темно-гнедой жеребец! А теперь у нее темно-гнедой жеребенок. Это жеребец сделал ей малыша. Дон-да-ла мог бы сделать мне ребеночка, стать моим мужчиной…

Но что, если я ему не понравлюсь? Айза говорила, что мужчины делают это, когда женщина им нравится. В большинстве случаев. Бруду я не нравилась. Но мне было бы приятно, если бы Дон-да-ла… — Эйла залилась румянцем. — Но я такая большая и уродливая! Он вряд ли захочет делать это со мной. Зачем ему такая, как я? Наверное, у него уже есть женщина. А вдруг он решит уйти отсюда?

Этого не должно случиться. Надо, чтобы он научил меня говорить словами. Может быть, он останется, если я буду понимать его слова?

Я выучу его слова. Все до единого. Возможно, тогда он останется, несмотря на то что я такая большая и уродливая. Я не хочу, чтобы он ушел отсюда. Я так долго жила в одиночестве».

Вконец разволновавшись, Эйла вскочила на ноги и вышла из пещеры. На черном небосводе появились густо-синие мягкие переливы, ночь близилась к исходу. Она стояла, всматриваясь в знакомые очертания возвышенностей, впадин и деревьев, которые становились все четче и четче. Ей захотелось вернуться в пещеру и еще раз взглянуть на мужчину, но она удержалась. Чуть позже она подумала о том, что не мешало бы принести ему свежей еды на завтрак, и направилась ко входу, чтобы взять пращу.

«А вдруг ему не понравится то, что я хожу на охоту? Хотя я давно уже решила, что никому не позволю запретить мне охотиться», — подумала она, но пращу брать не стала, а вместо этого спустилась к реке, разделась и искупалась. Купание доставило ей огромное удовольствие, ей показалось, что все ее тревоги и волнения утекли прочь вместе с водой. После весеннего разлива очертания берегов изменились и то место, где она раньше ловила рыбу, уже не годилось для этой цели, но она успела присмотреть другое, чуть ниже по течению, и теперь отправилась к нему.

Проснувшись, Джондалар почуял аромат пищи и понял, что ужасно проголодался. Он использовал пустой бурдюк для того, чтобы облегчиться, а затем приподнялся и осмотрелся по сторонам. Женщина куда-то подевалась, кобыла с жеребенком тоже, но место, где они провели ночь, оказалось единственным хоть как-то приспособленным для сна, и очаг в пещере тоже был всего один. Значит, кроме женщины, тут никто не живет, только кобыла с жеребенком. Других людей здесь нет.

«Но где же тогда ее соплеменники? Может быть, где-то неподалеку есть другие пещеры? Возможно, они надолго отправились куда-то на охоту?» Он увидел, что в глубине пещеры сложены меховые и кожаные шкуры, всякая утварь, повсюду развешаны пучки трав. Припасов пищи и мяса, хранившихся в ней, хватило бы, чтобы обеспечить обитателей большой Пещеры. «Или все это предназначено только для нее? Если она живет одна, зачем ей столько вещей и еды? И кто принес меня сюда? — подумал он. — Наверное, это сделали ее соплеменники, а потом они ушли, а она осталась со мной.

Ну да, конечно! Наверняка она — Зеландонии, и они перенесли меня сюда, потому что я был ранен. Это молодая целительница — во всяком случае, так мне показалось, — но свое дело она знает. В этом нет сомнений. Видимо, она поселилась здесь, чтобы пройти через какое-то испытание или чтобы обрести навыки — возможно, навыки обращения с животными, — а ее сородичи нашли меня, и, поскольку других целителей поблизости не оказалось, она позволила им оставить меня здесь. Похоже, она могущественная Зеландонии, если животные готовы ей подчиняться».

Эйла вошла в пещеру, неся на блюде, сделанном из высушенной и выбеленной тазовой кости животного, большую, только что запеченную форель. Она удивилась, заметив, что Джондалар уже проснулся, и улыбнулась ему. Поставив блюдо, она перестелила шкуры и разложила набитые соломой кожаные подушки так, чтобы он смог усесться поудобнее. Сначала она напоила его отваром ивовой коры, чтобы у него снова не начался жар и чтобы боль приутихла. Затем она поставила блюдо к нему на колени, вышла и вернулась, неся миску с отваренным зерном, зачищенными стеблями чертополоха и ростками петрушки, и еще одну — с первыми в этом году ягодами земляники.

Джондалар так проголодался, что готов был съесть что угодно, но, сделав несколько торопливых глотков, перестал спешить, желая насладиться вкусом пищи. Эйла научилась у Айзы использовать травы не только как лекарства, но и в качестве приправы. И форель, и зерно были приготовлены весьма умело. Зеленые ростки были нежными и сочными, а горстка ягод дикой земляники, созревшей под лучами солнца, наполнила рот приятной сладостью. Джондалар пришел в восхищение. Его мать славилась своим умением готовить, и поэтому он смог по достоинству оценить угощение, хотя Эйла использовала другие приправы.

Эйла обрадовалась, увидев, что он ест не спеша и с удовольствием. Когда он покончил с едой, она принесла ему чашку мятного чая и приготовила все необходимое для того, чтобы сменить повязки на ранах. Новый компресс не потребовался. Шишка исчезла, и на голове у него остался только небольшой синяк. Ссадины на груди и на плече начали заживать. Возможно, небольшие шрамы на коже останутся, но это не страшно. Больше всего ее беспокоила рана на ноге. Заживет ли она как следует? Сможет ли он двигаться как прежде? Или почти как прежде? Или ему суждено стать калекой?

Эйла сняла припарку из листьев дикой капусты и с облегчением обнаружила, что ее надежды оправдались и воспаление пошло на убыль. Нога стала выглядеть гораздо лучше, хотя судить о том, удастся ли восстановить ее подвижность, пока рано. Кажется, она поступила правильно, скрепив края раны жилами. Несмотря на столь сильные повреждения, форма ноги близка к первоначальной, хотя на коже останутся глубокие шрамы и, возможно, частичной деформации избежать не удастся. Эйла осталась вполне довольна результатами.

Джондалару впервые удалось как следует осмотреть ногу, и то, что он увидел, его не обрадовало. Рана оказалась куда серьезнее, чем он предполагал. Он побледнел и несколько раз судорожно сглотнул слюну. Джондалар понял, что попыталась сделать Эйла и откуда взялись узелки. Возможно, это и поможет, но у него не было уверенности в том, что он сможет ходить.

Джондалар заговорил с Эйлой и спросил, где она научилась лечить больных, хоть и не ожидал получить ответ. Из всех произнесенных им слов Эйле удалось распознать только свое имя. Ей хотелось, чтобы он научил ее понимать слова, но она не знала, как попросить его об этом. Эйла вышла из пещеры, чтобы принести хвороста для огня в очаге. На душе у нее было неспокойно. Ей хотелось как можно скорее научиться разговаривать, но как же к этому подступиться?

Джондалар вспомнил о том, как хорошо он позавтракал, и подумал: неизвестно, кто заботится об этой женщине, но она прекрасно обеспечена. Впрочем, она явно в состоянии побеспокоиться сама о себе. Ягоды и зелень были собраны только что, да и форель свежая. Но зерно осталось от прошлогоднего урожая, из припасов на зиму, что свидетельствует о благоразумии и рачительности. Ей не приходится голодать на исходе зимы и ранней весной. Это говорит еще и о том, что она хорошо знает здешние края и поселилась тут довольно-таки давно. Он заметил и другие признаки того, что пещера на протяжении немалого времени служила прибежищем для людей: сажу рядом с отверстием, через которое выходит дым, и плотно утоптанный земляной пол.