Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Эффективную дипломатическую работу демонстрирует посол императора Карла при дворе короля Англии Генриха VIII Юстас Чапуи [226] Mattingly, Renaissance Diplomacy , pp. 232-5; Richard Lundell, ‘Renaissance Diplomacy and the Limits of Empire: Eustace Chapuys, Habsburg Imperialisms, and Dissimulation as Method’, in Tonio Andrade and William Reger (eds), The Limits of Empire: European Imperial Formations in Early Modern World History: Essays in Honour of Geoffrey Parker (Farnham: Ashgate, 2012), pp. 205-22. . Впервые Чапуи прибыл в Англию в сентябре 1529 года при неблагоприятных обстоятельствах. Генрих VIII к этому моменту бесповоротно решил продолжить развод с Катериной Арагонской. Королева, ранее служившая ценным источником информации для испанских послов, больше не была доступна для консультации. Послу было крайне тяжело скрывать отношение своего правителя к политике Генриха. Тем не менее в течение шестнадцати лет постепенно создавал информационную сеть и готовил хорошо проработанные, проницательные отчеты, которые стали невероятно ценной информацией для историков. Его первым шагом было привлечение к себе на службу нескольких членов семьи Катерины Арагонской, в том числе ее джентльмена-помощника Хуана де Монтойя, который впоследствии стал личным секретарем Чапуи.

Молодые люди благородного происхождения, которых приглашали ко двору, вербовались послами Франции и Фландрии. Чапуи сам не говорил по-английски, однако настаивал на том, чтобы эти молодые люди учили язык, а неразговорчивый камердинер, сопровождавший его повсюду (Чапуи страдал подагрой), также был талантливым лингвистом. Благодаря этим связям Чапуи владел даже той информацией, которой боялись длиться в его личном присутствии. Он также налаживал связи с международным торговым сообществом, источником ценной информации о движении валюты и зарождающемся лютеранском движении. (У Чапуи были друзья и среди немецких купцов.) За некоторую информацию платили. Это был блестящий ход — завербовать главного секретаря французского посла, который в течение восемнадцати месяцев предоставлял Чапуи доступ к частной переписке Марильяка, более того, он регулярно получал отчеты от одной из служанок Анны Болейн. Тем не менее большая часть информации доставалась ему бесплатно от торговцев, «которые навещали его каждый день»: сплетни информированных, но зачастую одиноких людей, оказавшихся вдали от дома, обмененные на гостеприимство и хорошее общение.

В XIV и XV веках Рим был родиной зарождающейся дипломатии. Желание использовать ресурсы католической церкви вынуждало правителей Европы послать эмиссаров в Рим с просьбой подтвердить кандидатуры на церковные должности и получить другие услуги. Вынужденные задерживаться из-за медленных темпов папских дел, они, по сути, становились послами. Даже в XVI веке Рим не утратил своего статуса центра бизнеса, политики и новостей. На его главенствующую роль в политических расчетах испанских Габсбургов указывает тот факт, что римскому послу всегда выплачивалось самое крупное жалованье (хотя оно, как и все посольское вознаграждение, никогда не покрывало расходов) [227] Michael J. Levin, Agents of Empire: Spanish Ambassadors in Sixteenth-Century Italy (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2005), p. 44. .

Несмотря на то что Габсбурги преуспели в установлении господства на Апеннинском полуострове в XVI веке, победив французов, их послы всегда были бдительны. Их отчеты транслируют скорее тревогу, чем уверенность, и непреодолимое ощущение нестабильности итальянской политики. Дело было хорошо изложено Мигелем Маем, имперским послом в Риме, в послании Карлу V в 1530 году:

«Поскольку Рим является центром всех мировых дел, и, учитывая, что итальянцы загораются при малейшей искре — партизаны и пострадавшие от недавних событий, создают проблемы, потому что они всегда хотят чего-то новенького» [228] Mai to Charles V, 31 July 1530; quoted Levin, Agents of Empire, p. 52. .

Обратите внимание, что это было написано всего через несколько месяцев после коронации Карла V в Болонье, когда имперская власть находилась на очевидном пике. Испанские послы вновь и вновь натыкались на стремление итальянцев к новизне, которое делало их такими непостоянными союзниками. Испания, конечно, хотела спокойных союзников, которые ценили бы достоинства испанской гегемонии. И постоянно в этом разочаровывалась.

Среди дипломатических представителей, которые собирались в Риме, Венеции и других местах, мы можем отследить две противоположные стратегии. Англия, по общему признанию, один из второстепенных игроков, использовала итальянских граждан скорее как консульских представителей [229] Catherine Fletcher, Our Man in Rome: Henry VIII and his Italian Ambassador (London: Bodley Head, 2012); idem, ‘War, Diplomacy and Social Mobility: The Casali Family in the Service of Henry VIII’, Journal of Early Modern History, 14 (2010), pp. 559-78. .

Карл V, а после него Филипп II всегда назначали послами испанских дворян. Обе стратегии имели свои преимущества. Коренные итальянцы могли беспрепятственно перемещаться среди привилегированных слоев населения, и вопросов к лояльности иностранной державе, как правило, не возникало. Испанские послы представляли своих хозяев с энергией и страстью, но, безусловно, иногда возникали недопонимания из-за культурных различий. Более того, часто они чувствовали, что местные не хотят делиться с ними сплетнями, которые были важной составляющей дипломатической жизни. Тем не менее как представители высшей касты испанского общества они умели понимать последствия, связанные, например, с приемом, оказанным эмиссару соперничающей державы [230] Levin, Agents of Empire, pp. 18–23. . В эту эпоху изменения в политике часто выражались публичными жестами, например, благосклонное отношение выражалось приглашением ко двору. И такие малейшие детали не ускользали от глаз проницательного дипломата, а новости такого рода заполняли стопки посольских депеш.

Папские выборы были одним из важнейших новостных событий XVI века и обозначали потенциальные изменения в политике и союзничестве. Поскольку они отличались от наследственной преемственности престола, папские выборы было трудно спланировать, хотя послы были обязаны попытаться. Отношения кардиналов с потенциальными папами были предметом дипломатического интереса: испанские послы отправляли на родину обширные досье с подробным описанием личностей, имущества, амбиций и, что особенно важно, состояния здоровья значимых фигур. Досье более чем на пятьдесят кардиналов, составленное послом Луисом де Рекесенсом в 1565 году, занимало 48 страниц [231] Там же, с. 167. .

Послы прекрасно понимали, что избрание про- или антиимперского папы может либо укрепить, либо поставить под угрозу власть Испании на полуострове. Каждые выборы вызывали ожесточенные споры, поскольку Франции, в частности, удалось с помощью дипломатии обратить вспять последствия поражений в битвах. Послы находились в самой гуще этих переговоров и неискренних обещаний, а этот вид многомерных шахмат был совершенно непредсказуем. Известие об избрании Джованни Марии дель Монте (Юлий III) в 1550 году было встречено в Париже с радостью, так как он находился в черном списке Карла V [232] Frederic J. Baumgartner, ‘Henry II and the Papal Conclave of 1549’, Sixteenth Century Journal , 16 (1985), pp. 301-14. . Фактически он поддерживал претензии Габсбургов, пока они не рассорились из-за войны в Парме в 1551 году. Но это было ничто по сравнению с катастрофическим избранием неаполитанца Джан Пьетро Карафа (Павел IV) в 1555 году, чья ненависть к испанскому господству над своей родиной была глубокой и непоколебимой. Любая надежда на сближение испарилась уже на следующий год, когда испанский посол, обнаружив, что стража у городских ворот не узнает его, выбил дверь, чтобы ворваться внутрь [233] Levin, Agents of Empire, p. 65. .