Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

– Чего я тебе сделала? – сторонясь его, спросила Маргарита.

– Да полно… – махнул рукой Оливи. – Сама виновата, что так вышло: вела бы себя тихо… А сейчас… Деваться тебе некуда – к празднеству матушка вышвырнет тебя из дома. Вот тут-то я о тебе и позабочусь, помогу в трудную минуту. У меня сбережения есть, средств хватит… Устрою тебе рай земной – будешь мне всю жизнь благодарной. А сейчас, – поманил он к себе девушку, – иди-ка ко мне, несчастная моя. Я тебя в твоей комнатке утешу, а ты начнешь меня благодарить…

– Оливи, – сердитым голосом ответила Маргарита, – я послезавтра венчаюсь. И как бы мне тяжко не пришлось, я никогда не пожалею, что уйду отсюдова. Я никогда не попрошу ни тебя, ни твою мать подмочь мне, и не приму от вас ничто, даже умоляй вы меня!

Она, прижимаясь к стене, обошла усмехавшегося сужэна, без слов говорившего ей: «Дуреха».

– И вот еще, – добавила Маргарита, отворив дверь под лестницей. – Мой жених – воин. Он поколотит тебя, коль еще полезешь ко мне!

Довольная тем, что испугала сужэна, Маргарита закрылась в своей спаленке. Больше она не плакала и засыпала в приятных надеждах, а весь следующий день мечтала о чудесной жизни в замке герцога подле красивого мужа. Она поклялась стать самой лучшей супругой на свете для того, кто так скоро избавит ее от тетки Клементины, простыней Мамаши Агны, противного Оливи и всех Себесро. И дважды поклялась никогда не жалеть о своем отчаянном согласии выйти замуж за незнакомца.

________________

Слово «венчание» меридианцы понимали как благословление Бога; «свадьба» означала языческий обряд породнения; «жених» – это тот, кто женится, «невеста» – готовая к семейной жизни. Некогда в Орензе обряды породнения справлялись только весной; жених и невеста садились за стол, под цветущее плодовое дерево, им обоим надевали на голову венки, и начиналось пиршество с танцами; вино лилось рекой, шумно играла музыка… До заката невеста и жених имели право оборвать свадьбу, а после того как цветы смыкали лепестки, отец или иной ответственный за невесту родственник брал ее на руки и передавал жениху – тот, под веселый гул и шуточки гостей, уносил девицу в свой дом.

Экклесия рьяно боролась с языческими обрядами, вот только на свадьбы священникам пришлось закрыть глаза, ведь между венчанием в храме и свадьбой, меридианцы неотступно выбирали свадьбу. Невесту требовалось ввести в род верно, чтобы у общины не осталось сомнений в законности союза.

________________

Сорок второго дня Нестяжания, в день меркурия, к Маргарите зашла Беати, чтобы помочь подруге убрать себя для «главного девичьего торжества». Смуглянка вплела ей в косичку у лба маргаритки – и получился будто бы венец из белых перьев с нарядными желтыми солнышками, а из-под него по плечам невесты текли волны волос цвета теплого золота. После венчания незамужние подруги брали по бутону из прически невесты и прикрепляли его к своим волосам, – считалось, что так они тоже вскоре выйдут замуж. Лучшим цветом для свадебного наряда признавался алый, но Маргарита отправлялась в храм всё в том же светло-лавандовом платье – «милостивая» тетка Клементина согласилась на последнюю жертву ради того, чтобы бедовая племянница исчезла с ее глаз. Маргарита сама хотела поскорее выйти за порог дома Ботно и никогда более его не переступать.

С очередным перезвоном колоколов, донесшимся с улицы, невеста вздохнула и поглядела на себя в ручное зеркальце. Оттуда, из мутноватого стеклянного мира, на нее строго смотрела очень красивая в своем пышном цветочном венце, зеленоглазая незнакомка, загадочная в тусклом свете маленькой лампы. Даже непослушные волосы Маргариты в этот день блестели как у ведьмы.

– Ты – наикрасатющая! – восхищенно вздохнула Беати. – Так жалко, что завтра ты покроешь голову, – и никому, кроме мужа, нельзя будет повидать твои дивные волосы.

– Ну и пусть, – равнодушно ответила невеста. – Нинно будет?

– Нет, я ему сказать не успела. Он еще вчера, поутру, выехал из городу с парой других кузнецов: хотят скупить у деревенских руды и железов. Всей в заказах до празднества Перерождения Воды… Так всегда: то ничто, то ты и сам работам не радый. Я ему давно твержу: хватит молотиться о свои подковы – мастери и ты срамные статуйки, как сосед, а он говорит, что я ничё не понимаю, что гвоздя, подковы и топоры будутся нужными завсегда, а безделицами дома не починишь, дров не наколешь и врага не погонишь. Дескать, щас война – и он заработает столько, что из гильдии выйдет и за доспехи с оружьем примется! Что за добрый меч может и полсотни золотых просить, и всю сотню. А я ему: «Как же, так тебе и дадут старейшины набогатеть, патрыций ты наш!» Ой, мы так поругались! И он сказал, чтоб я из дому ни ногою! Особенно с Синоли, – улыбалась смуглая красавица. – Так что я ему скажу, когда вернется и отоспится, наконец, а то разозлится еще пущее и мое венчанье отменит. Не знаю, чего ему твой брат так не сгодил, но я слезами да на коленях вымолила у Нинно согласья на помолвку.

– Пригласишь на венчание и пиршество? – отлично зная ответ, спросила Маргарита. – Лишь ради тебя я еще раз в этот дом войду. Как ты не боишься моей тетки?

– Больше́е всего я боюсь за брата, – сразу загрустила Беати. – Сженился бы и он поскорее, а то хозяйству вести не может. Не постряпает ведь, и полов не пометет – ему до полов интересу нету. Яйца и того не сварит! Дюжину выпьет да буханку за раз умнет, – и сыт! Так и вижу его: одного, в грязном дому, кушает непонятно что или даже пьянствует… – вздохнула она. – Буду навещать его всякий день, покудова малыш не народится. А после… – снова глубокий вздох. – Уж не смогусь часто…

Дверь открылась, и без стука вошла тетка Клементина.

– Вам пора, – хмуро сказала она. – Беати, оставь нас… Вот что, – продолжила тетка Клементина, когда подруга Маргариты ушла из спаленки. – Мне надо сказать тебе о замужничестве… – нервно затеребила она тряпичные шарики пуговичек на своей груди. – Там всё простое… Всё, что тебе надобно делать – не противиться, чего бы у вас с мужем не былось ночиею наедине. Закрой глаза, молча возлежи в покою… и представь чего-то приятное… Как лопаешь конфеты в лавке или портишь мне жизню! – гневно тряхнула оборками чепца Клементина Ботно и протянула Маргарите серебряное колечко с ирисами. – Вот, бери… Продать бы его, как вазу моей бабули, но… Благодарить не надо. Нам больше́е вовсе не надо никогда говорить… И прощаться тоже… Поди теперь… исчезни, наконец, из этого дому.

Маргарита слушала тетку, сидя на кровати и уставив взгляд в стену. После чего она молча надела кольцо на палец, взяла мешок со своими вещами и, не оглядываясь, вышла из комнатки.

В передней ее ждали братья, дядюшка и Беати. Она улыбнулась им, говоря, что готова. Когда Маргарита выходила из дома, в двери обеденной появился Оливи. Усмехаясь, он смотрел на невесту и будто бы опять говорил, что она дуреха. Сужэн и сужэнна не сказали друг другу ни слова на прощание.