Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

Могилы можно было устроить и во дворе своего дома, вот только это увеличивало поземельную подать, поэтому бабка Клементины Ботно и ее рано усопшие родители покоились за городскими стенами, на кладбище в трех часах езды от Элладанна.

________________

Для меридианцев человек состоял из двух сущностей: земной плоти и воздушной души. Рынки символично соседствовали с храмами; всего в Элладанне торговали по-крупному в трех местах. Самый масштабный крытый рынок со скотобойней находился в северо-западном округе; второй: самый чистый, наряженный в полотняные навесы, – на Главной площади; третий: средних размеров, под открытым небом, неприглядный и похожий на муравейник, – на площади перед храмом Благодарения. К вечеру этот стихийный рынок исчезал: с трех до четырех часов дня торговцы разбирали свои прилавки из досок и бочек, чтобы с рассветом вернуться.

В два часа пополудни площадь бурлила: кто-то покупал, кто-то продавал, третье приценивались, убивая время перед судебным заседанием.

– Орехвое, миндальное масла! Жирные, что свиная нога! – неслись громкие голоса с одного края площади. – Масло сандельянской оливы! И для свету, и для чреву, – просто диву!

– Веники! Банные веники! – раздавалось с другой стороны.

– Сменяю дожёвую воду на хлеба! Вядро – буханка сера́!

– Алоза, речная алоза! Налетай, покедова Лани свободна! Больше́е не будётся!

– Берем овощи и травы на салат! И чрево набьют и похлебку освежат! Зелен лук, латук и порей! Медяку для животу не жалей! Чабер, петрушка, чесночок! За пучок всего один медячок!

– Скуплю всякого металлу, даже ржаво́го! Иглы и гвоздя тож бяру!

– Овечьи сыры – чистое мясо! Не забудь и про коровье масло!

– Первая сладкая вишня! Лесная земляника, молошный горошок! Сладко́й и нежно́й!

– Сахерные слииивы! – зычно кричала разносчица с лотком под самой грудью. – Даааром! Всяго четвертак! Мядной регн за кулек! Сахерные слииивы, су́шеные в мё-оду! Даааром! Одна мядна́я монееета!

– Бл…дэтский Дерьмоявел всех курей ужо в Бренноданне стоптал! – залихватски орал грубый птичник. – В храбрейшем городу Элладанну позорник нико́гого не ишпужал! Скупляем цыплят, курей, пятушей, индюшей, голубей, гусов, уток и яйца́! Ро́стим силющу, мужики! Съел гусье яйцо – защитил своейное крыльцо! Съел голубьих с десяток – враг так отседа побёг, что остался без пяток! Съел за раз курьих дюжину – из любого поделал дерюжину! Дюжина курьих яйцо́в за шость регно́в! Не десятку – дюжину! За шость регно́в! Дешевше нету, и ужо не будёся!

Последние выкрики сильно удивили шедшую вдоль рынка Маргариту: восьмиду назад дюжина куриных яиц стоила всего один серебряный регн. Теперь же на этот товар торговцы сразу задрали цену, хотя враг еще даже не подошел к Нонанданну, поскольку без яиц орензчане не мыслили утренней трапезы – с них по древней традиции начинался день, а заканчивался яблоком.

Мимо невесты, ее родни и улыбчивой Беати сновали многочисленные разносчики, повесившие впереди себя лотки или несшие их на голове. Часто лоточницами работали женщины, продавшие свежеиспеченные хлеба, – за сбыт двенадцати буханок пекари платили им тринадцатой. Из-за этого число «тринадцать» считалось в Меридее счастливым. Здесь же, на углу площади, у рынка, жонглер, развлекая детишек, подбрасывал вверх восемь ярко-красных сердец. Оно из них на глазах Маргариты упало в грязь на камни – жонглер не обратил на него внимания и продолжил подкидывать другие сердца. Невеста вдруг испугалась, что Иам, протрезвев, передумал и не придет к храму, что он поступит с ее сердцем как жонглер – развлечет себя да других, а она погрузится в еще больший позор.

Но у ступеней храма Благодарения Иам Махнгафасс и его усатый друг уже ожидали невесту. Маргарита моментально прониклась горячей признательностью к своему жениху за то, что он ее не бросил и ей не пришлось возвращаться назад со свадебным венцом на голове, чувствовать унижение и видеть торжество Оливи. Рядом с двумя мужчинами стояла девушка семнадцати с половиной лет – красавица с нежным, ангельским ликом, достойным воплотиться в изображении Меридианской Праматери. Ее скромная одежда скорее напоминала платье зажиточной сильванки, а никак не дамы из второго сословия. «Девушка-ангел» тревожно смотрела на брата своими небесно-голубыми глазами, блестящими от слез любви. Этим бескрайним, всепрощающим обожанием она напомнила Маргарите ее тетку – та точно так же глядела на Оливи.

«В ней тетка Клементина души бы не чаяла», – подумала Маргарита, замечая белоснежно-белый чепец незнакомки.

– Моя сестра Марле́на, – представил «ангела» Иам. – Она тебя устроит в замке.

Иам обращался к своей невесте, но поглядывал на Беати – смуглянка явно приглянулась ему больше, несмотря на то, что Маргарита была хороша собой как никогда. Усатый Раоль тоже уставился на знойную красавицу. На Маргариту по-настоящему внимательно смотрела одна Марлена. Она улыбнулась и словно озарила печальную невесту светом.

– Рада знакомству, – сказала Марлена своей будущей сестре. Ее голос тоже звучал как у ангела: чисто и спокойно. – Мы пойдем в храм. Брат Амадей уже нас ожидает. Вы заходите следом.

– Нас будет венчать Святой? – не поверила Маргарита.

Брата Амадея или Святого любили во всем Элладанне. Молва приписывала ему чудеса – говорили, что злодеи начинали жить честно, девки отрекались от постыдного ремесла, а нуждавшиеся в помощи всегда ее получали. Делал праведник добро и тем, на кого всем было наплевать: кого-то из бродяг брат Амадей спас от голодной смерти, других – от стражников, третьих даже вытащил со дна и помог им встать на ноги. И удивительно это было, поскольку иные служители Бога оказывали лишь духовную помощь, а согласно закону о разделении людей на общности, миряне опекали мирян, воины – воинов, священники – священников, бродяги – бродяг.

После тридцати шести, своего возраста Возрождения, то есть два года назад, Святой перестал проповедовать, проводить ритуалы и прослыл затворником. Маргарита видела его всего пару раз на улице. Святой ходил в коричневой рясе, подвязанной веревкой, и с капюшоном на голове. Его ноги оставались босыми как в дождливую лиисемскую зиму, так и летом, когда булыжники мостовых накалялись, точно угли. Лицо, что видела Маргарита в отверстии капюшона, выглядело изможденным, но и одухотворенным, благородно красивым. Праведник проходил мимо людей в задумчивом отрешении, только добродушная полуулыбка лежала тенью на его губах. Еще Маргарита помнила, что у брата Амадея были добрые черные глаза, смоляные волосы длиной до плеч и прямой, аристократический нос.

– Святой Амадей? – переспросила Маргарита.