Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

– Марлена, я вовсе не хочу грешить. Я жуть боюсь, что луна и солнце столкнууутся, конти́ненты разобьююются в землятресеньях, а кипящий дождь с лавой выыыльются на нас, – сладко потягиваясь и зевая, ответила Маргарита. – Я завсегда радая понаделать добрых дел, особливо молииться… – снова зевнула она. – И не думай, что я лентяйка, хотя Леность – это мой Порок в кресте склонённостей. Но я с ним с семи лет честно борюся, и не привыкшая к нежностям всяковым. И спать долго ничуть не люблю… – лгала девушка из желания нравиться сестре. – Я прям щас встану и подмогу тебе в дому… – приподнялась она и тут же упала назад, головой на подушку, изображая головокружение, – подмогу, но завтра, а то я еще не вполне здоровая… Сил прям нету никаких… – немощным голосом произнесла притворщица. – Думаю, я больная изнуреньем…

– Ну хорошо, отдыхай… – с удивлением в голосе согласилась девушка-ангел. – Жаль, что ты так тяжело больна, ведь мы сегодня ожидаем на обед господина Совиннака.

– Градначальника! – подпрыгнула на постели Маргарита. – Ты чего раньше́е не сказала?!

– Не думала, что это так важно… – тревожно посмотрела Марлена на свою сестру. – Это важно?

– Конечно, ведь он дал мне свой плащ. Я хотела состирать его и вернуть в порядку – хоть чем-то упло́тить ему за добро.

Маргарита на этот раз не обманывала и не вывертывалась, – кроме безграничной признательности и уважения, она более ничего не испытывала к градоначальнику-медведю. Те недавние слова, что она в пылу ссоры бросила Нессе Моллак, были лишь угрозой – Маргарита не верила, что какие-либо обстоятельства заставят ее «назадирать юбу». Образ Ортлиба Совиннака был окрашен в самые светлые тона и благородные чувства. К тому же замужняя девушка не собиралась после смерти в Ад, к чертям, которые жгли бы ее каленым железом. Воспитанная теткой в строгости из-за трех своих Пороков, в том числе Порока Любодеяния, четырнадцатилетняя Маргарита сама пришла бы в Суд и потребовала, чтобы ее как-нибудь наказали за намерение изменить супругу – совершить преступление перед Богом и законом. Да и неприятный опыт единственной близости с мужчиной напрочь отвращал ее от сладострастных мыслей: странное действо, сопровождаемое болью, кровью и часто бьющейся о стены кроватью, не вызвали у Маргариты иных желаний, кроме – никогда более этого не повторять.

Марлена меж тем строго смотрела в ее лицо, но затем девушка-ангел нежно улыбнулась.

– Рада, что изнурение тебя оставило, – сказала она. – Кушай, убирай себя, потом приходи в огород. У двери возьми шляпу с большими полями. Надень ее, не то обгоришь.

________________

День девушки провели в огороде – аккуратном, ухоженном уголке, красивом и чистом, как всё прочее в хозяйстве трудолюбивой Марлены. Кореньями обеспеченные горожане Элладанна практически не питались, полагая овощи, созревающие в земле, слишком сильванскими. Огород представлял собой обрамленные плетнями из ивняка грядки с зеленью и цветами; меж грядками лежали мощенные мелким камнем дорожки в два шага по ширине. Шпинат, щавель, лиственная свекла, спаржа, кресс-салат, петрушка, порей шли на кашицы, начинки для пирогов, в салаты и похлебки. Тыкву горлянку, репу и огурцы богачи кушали изредка, из-за горечи, и только вареными, тушеными или печеными. Кашицу из луковицы добавляли в сальсы или сладкие пироги (о том, чтобы скушать этот клубень сырым, не помышляли, считая его ядовитым в изначальном виде). Без шалфея, мяты, лаванды, розмарина, базилика, мальвы, лавра, бальзамической пижмы, укропа, фенхеля, горчицы и кервеля обойтись рачительная лиисемская хозяйка не могла, как и без плодовых деревьев. На огороде Марлены росли две яблони, груша, сладкая вишня и тутовник, а виноградная лоза щедро оплетала изгородь – из зеленого винограда отжимали сок для сальсы, из спелого – для напитков. Левернский лес был кладовой ягод, грибов и таких трав, как болотная мята, мелисса, вербена, маргаритка, аир, одуванчик, рута, зверобой, полынь, ангелика и фиалка, – их в Орензе клали в питьевую воду, сушили для горячих заваров и набивали ими вместе с соломой подушки для приятного аромата в доме. Также из цветов изготавливали пахучие воды, настоянные на оливковом масле и белом куренном вине. Самый любимый завар лиисемцев состоял из базилика, цветков лаванды, мальвы и мака, правда, лепестки священного цветка можно было купить лишь в монастырях. Там еще продавалось маковое масло и молоко, но не семя, ведь за самовольное взращивание священного цветка полагалась смертная казнь.

В Лиисеме хорошая погода стояла без малого шесть восьмид. Снег выпадал не более чем на триаду одной восьмиды. На этой благодатной земле изобильно плодоносило всё, что туда не высаживали. Люди говорили: «Почва такая жирная, что урони хоть огрызок в землю да не забудь его поливать, – и к осени получишь жареного гуся в яблоках на стол». Конечно, запеченные гуси не росли в Лиисеме из шафранного песка, как в удивительной стране Зайтае, зато урожая хватало на то, чтобы зимой отдыхать в сытости и позабыть про нужду.

Маргарита жадно внимала всему, чему учила ее Марлена: как рыхлить землю, как обрезать травы, как правильно поливать, чтобы солнце не выжгло листьев, – будто бы бывшая прислужница, чувствуя себя новорожденной, незнакомкой, искала свое новое призвание. Она по-прежнему носила старенькое, светло-коричневое платье-мешок изо льна и белый чепчик с завязками под подбородком, но теперь ее голову украшала еще и широкополая шляпа, надетая поверх чепца. Маргарите порой казалось, что это не просто соломенная шляпа, а разновидность короны, венца, то есть Божьего благословления: ей выпал щедрый дар – жить по-иному, – вот и шляпу она воспринимала как зримое подтверждение чудесных перемен. Здесь же, у входа на огород, сушился плащ Ортлиба Совиннака, отвлекавший Маргариту от уроков растениеводства. Она порой подходила к нему, расправляла и в беспокойстве разглядывала плотную бежевую ткань, гадая: не испортила ли она ненароком столь важную вещь.

Марлена беззлобно смеялась над ней:

– Я думала, ты прачкой была.

– Я никогда не бывалася прачкою. Тетка мне за это не пло́тила, хоть и звала это выручкой: я выручала семью, а она монеты… И я стирывала дешевые простыньи из постоялого двора. Если на них даже оставалися слабые пятнышки, то на солнце они белели. А это плащ градначальника! Он, небось, жуть ценный. Если я его спорчу, то градначальник меня из городу погонит, – засмеялась Маргарита, зная, что такой замечательный человек, как Ортлиб Совиннак, ничего несправедливого не сделает. – Зато наш сужэн, Гиор Себесро, будется рад-радющ, что градоначальник у него новый плащ справит. Наверняка этот плащ в его суконной палате портняжили!