Елизавета Переяслова - Братья

Мишата готов был взорваться, но Вольга вовремя перебил его.

– Так ты говоришь, знала нашу матушку по молодости?

– Еще как знала. И многое, ой, многое могла бы про нее порассказать. – бортница неожиданно повернулась к Мишате, все еще державшему в руках кусок сот, истекающих золотистым медом. – Да ты кушай-кушай, Медведкович. Любишь, поди, медок-то, в тятеньку. – Бортница разразилась громким визгливым смехом, так что все стали оборачиваться на них. Она же утирала брызнувшие от смеха слезы подолом белого вышитого фартука. – Ну, идите, идите отсюда. Всех покупателей распугали мне. А матери привет передавайте от тетки Услады.

Мишата кивнул, и послушно пошагал прочь. Слишком много свалилось на него. Отчего бортница говорила об одном сыне? Откуда-то всплыло детское воспоминание – он лежит на животе на поленнице и смотрит сквозь узкое окошко в комнату, где мать разговаривает с незнакомцем в дорогом алом плаще. Тогда они с Вольгой решили, что все равно будут считать друг друга братьями, что бы там не говорил незнакомец.

Но сегодня он решил расспросить мать, чтобы знать, чем осадить такую вот тетку Усладу. За спиной все еще слышался смех бортницы. И тут за правым плечом он почувствовал успокаивающее тепло – это брат нагнал его в несколько широких шагов. Им не надо было говорить между собой, чтобы понимать друг друга.

Услада же уже рассказывала историю Любавы подошедшему на шум старейшине Перваку. По словам бортницы выходило, что лет семнадцать тому Любава жила в Липках – веси, мед из которой славился в самом Новгороде. Поздней осенью, по первому снегу, жители Липок отправляли в лес Медвежью невесту. В тот злополучный год досталось подносить угощение дочери старосты, лучшей Усладиной подруге, Красе. Накануне обряда Любава пришла в дом старосты и слезно просила позволить ей пойти вместо старостиной дочки. Отец у Любавы умер, жили они с матерью у дядьки в приживалках. И у сиротки не было другого случая получить достойного жениха. Кто ее, бесприданницу, возьмет? Вот удачу в дом заполучить, Медвежью невесту – тут парни зевать не будут.

Ну, разжалобила она старосту просьбами. Позволил он ей вместо дочери в лес пойти. Так та не побоялась Медведя-батюшку рассердить! Пропадала в лесу почти до весны. Небось, со своим миленком и сбежала. В нарядах-то, что всей весью собирали. Она за боярышню сойти могла! А как вернулась, кинулась в ноги дядьке – непраздна, мол. А как Медведкович родился – один у Любавы сынок был, вестимо, один, – батюшка медведь повадился к сыну в гости ходить. Следы стали находить по полям, борти разоренные стоят. А и той зимой так то ли из-за холодов, то ли из-за девкиного самоуправства несколько пчелиных семей погибло. Наконец ослушницу вместе с ее отродьем было решено снова отправить в лес – пусть лесной хозяин сам решит, как ее наказать. Однако наказанной оказалась весь. Погибла подруженька ненаглядная, Краса. Погибло несколько храбрых парней, взявшихся оборонять от медведя весь. А после липовый лесок, где стояли лучшие борти, поглотил лесной пожар. Ни Любаву, ни ее сына с тех пор никто не видел. Все решили, что их и в живых-то нет – сгинули в пожаре.

– Так что смотрите, – заключила Любава – как бы и на вашу весь она не накликала!

Первак покивал, задумчиво покрутил ус. Оно, конечно, от Любавы никто в веси вреда не ведал. Напротив, Любава приняла не одного младенца, избавила от хвори не одного взрослого. Вытащила с того света воеводу. Но было в ней что-то… Вспомнить хотя бы, как она появилась в Рябиновом Логе! Да и сыновья ее тоже непросты. Один с кузнецом знается, железо заговаривает. Второй леший настоящий. Вон, Нечайку сглазил давеча перед охотой. Рыси пожалел!

Тем временем Вольга с Мишатой подходили к дому. Любава сидела на лавке, уронив руки на колени. Корзина с покупками так и осталась неразобраной. Рыжий кот уже жадно принюхивался к свертку со сливочным маслом.

Мишата молча положил перед ней соты. Золотистый пахучий мед вытекал на ломоть хлеба. Любава медленно повернула голову, посмотрела на мед с таким выражением, словно сын положил на сто дохлого паука, и заговорила. Только история ее совсем не походила на Усладину.

Почти двадцать лет назад она и в самом деле жила в небольшой веси Липки. Весь и в самом деле стояла под сенью липовой рощицы, вокруг раскинулись цветущие луга, над которыми деловито гудели пчелы. Почти все в веси занимались бортничеством – разводили пчел, выжигали колоды, где могли поселиться маленькие добытчицы, собирали мед. Единственным, кто не возился с пчелами, был гончар, который лепил сотни больших и маленьких горшочков для меда и сот, формочки для восковых свечей и ароматных медовых пряников.

Чтобы зимой в морозы пчелиные семьи не погибли, а медведь-шатун не разорил бортей, в лес посылали медвежью невесту. Самую красивую девушку в веси наряжали, готовили подношение лесному хозяину – пирог с малиной, горшок меда, горшок масла. Девушка должна была провести ночь в лесу и угостить медведя, когда он придет.

Хозяин леса почти всегда довольствовался только угощением, и когда на утро девушка возвращалась домой, ее окружали заботой и почетом. Считалось, что раз медведь не тронул "невесту", она вела себя достойно, сохранила честь. Такую девушку еще до весны уводили со двора женихи. Но порой девушку находили загрызенной насмерть. И никто о ней не скорбел – сама виновата. Прогневала чем-то лесного хозяина.

В тот год быть невестой выпало дочери старейшины, красавице Загляде. Та скромно поклонилась людям, принимая оказанную честь, и отправилась домой – собираться. Но когда настали сумерки, и пришла пора провожать невесту в лес, мать Загляды со слезами на глазах постучалась в двери к тому самому гончару. У него в дому подрастало сразу пятеро девчонок. Да к тому же осталась после покойного брата его старшая дочка, Любава.

Жена старейшины кинулась гончару в ноги. Загляда призналась, что ее еще летом "спортил" один из парней. Они как раз хотели повиниться перед родителями и сыграть свадьбу. И было бы по сему – парень не из последних. Так ведь задерет медведь кровиночку-то. А вот послать бы вместо Загляды Любаву… Тоже красавица, да к тому же скромная. С нее не убудет. Вернется, никуда не денется. А уж старейшина ей шкатулочку передаст – в приданое – и жениха поможет отыскать хорошего.

Против дядьки Любава идти не решалась. Пошла в дом старейшины, там ее обрядили в праздничный убор, спрятали лицо за покрывалом – алым, до пят, как на свадьбе, и отвели в лес. Зареванная Загляда, которую отец как следует поучил тяжелой рукой, спряталась в погребе.

Долго ждала Любава, когда ее разыщет в чаще лесной князь. Сердце заходилось от страха – а ну как прогневается батюшка-медведь за подмену? А ну как сочтет ее недостойной?