Виктор Сбитнев - Совсем другая история

Но я всё же не терял надежды и написал главе города второе письмо, в котором подчеркнул, что процесс возвращения имени можно произвести и не за счёт городского бюджета, а посредством привлечения спонсорских средств, – было бы, как говорится, верховное желание, а небедные патриоты, Бог даст, отыщутся. Более того, я даже был готов назвать ряд имён наших политизированных предпринимателей-миллионеров. Но, увы, глава города прикрылся протоколом заседания комиссии по переименованиям. Я позвонил, поправил ещё раз: дескать, не о переименовании речь, а о возвращении законного названия, утраченного, по сути, вследствие государственного переворота 1917-го года. Пустое! Имя Пинхуса Лазаревича Войкова осталось непоколебимо, даже не взирая на то, что царь Николай Второй давным-давно причислен православной церковью к лику святых. Тут я невольно вспомнил, как ещё в Великом Новгороде начали мы в 70-80-е годы искать в Мясном Бору останки бойцов второй ударной, восстанавливая по медальонам их имена, а затем, по христианскому обряду предавая выкопанный прах земле. А представители местных партийных органов нам всячески в этом мешали, настаивая, что конечно, подвиг их бессмертен, но имена должны быть неизвестны, ибо зачем тогда возле кремлёвской стены памятник Неизвестному солдату поставили? «Это вы, что же, на наше святая – святых замахиваетесь?» – разоблачали «тёмные» замыслы нашей деятельности в новгородских болотах народные заступники. Ладно, хоть не посадили тогда. Нынче нет гегемонии ни партии большевистской, ни эсеровской, к которой Войков изначально принадлежал, но тени палачей, видимо, по-прежнему ласкают самолюбие правителей: простой народ должен существовать в колючем, насыщенном эхом былого насилия пространстве. Тогда и сегодня им легче управлять. Свердлов, к примеру, расстрелял под Костромой сотни царских офицеров, в основном прапорщиков-мальчишек. И что? Никакой особой кампании по переименованию улицы Свердлова или по возвращению ей прежнего названия в Костроме не было и нет! А чем Войков хуже Свердлова или каких-нибудь Карла Либкнехта или Розы Люксембург (улицы иных наших райцентров носят и эти иноземные имена), которые, если и убивали кого, то не у нас, а в «Германии туманной»?! Что ни говори, а логика тут имеется. Железная, наша традиционно – людоедская, согласно которой вполне возможно у нас в перспективе появление и улицы Троцкого, и переулка Берии, и парка НКВД, да и Дом юных нано – техников имени Чубайса – ничем не хуже. История! И давнюю, и не очень, её надо помнить…

Кстати, о Пинхусе Войкове. Серной кислотой он безобразил трупы царевен не случайно, а потому как царская Россия дала ему образование химика. Впрочем, никого он больше из заметных людей, как свидетельствуют архивные документы, не убивал. Однако, сам от пули эмигранта – монархиста в 1928-ом году уйти не сумел. А был он тогда советским послом в Польше, где за восемь лет до этого (историю надо помнить!) была на голову разбита победоносная армия Тухачевского, до этого благополучно расстреливавшая крестьянские восстания в центре России. Тухачевский… кстати, вот ещё одно имя для наименования наших улиц и бульваров. А Алексей Николаевич Жохов, имя которого некогда носил переулок (а не улица, как, по незнанию, упрямо повторяет глава города), на котором я живу ныне, прожил совершенно иную жизнь.

Самую памятную и благодатную свою пору – детство он провёл в нашей Костроме-матушке, где до 1917 года служил России и Костроме его отец. До сих пор, слава Богу, на нашем переулке сохранился его дом (Войкова,6). По окончании 3-го класса городской гимназии, Жохов – младший был определён в Питер, в Морской корпус. Потом, с 1905 года служил на Балтике: на линкоре «Слава», на эсминце «Всадник», на знаменитом крейсере «Аврора». Но в 1912 году на линкоре «Андрей Первозванный» между ним, молодым лейтенантом, и капитаном второго ранга Алемберовым произошёл конфликт, в ходе которого горячий лейтенант бросился на капитана, грешившего мордобоем в отношении младших чинов, с кортиком. К счастью (офицеры корабля вступились за лейтенанта), всё закончилось (при одобрении командующего флотом и морского министра) рапортами и переводом обоих на иные флота. Так Жохов оказался офицером Сибирской морской флотилии, что определило его участие в прокладке и освоении Великого северного морского пути. Он был назначен на ледокольный транспорт «Таймыр», которым командовал старший лейтенант Борис Давыдов, в будущем выдающийся советский гидрограф. В 1912-ом году экипаж транспорта производил опись побережья материка от устья Колымы до устья Лены, включая Медвежьи и Новосибирские острова. В частности, сам Жохов занимался составлением морских карт и изучением арктических морей. Как страстный охотник, бывая на берегу, добывал для экипажа мясо. Здесь чуть более чем за четыре месяца экспедиция прошла 11 тысяч миль! И пять тысяч из них – по Северному ледовитому океану. В зиму 1913-го «Таймыр» проводил во льдах суда до гавани Владивостока, а чуть позже начались открытия. Так, 20 августа, стоя на вахте, Жохов увидел впереди по курсу небольшой обрывистый остров, названный потом именем командира «Таймыра» Вилькицкого. А 3 сентября Жохов заметил по курсу заснеженные горы, после чего группа моряков с «Таймыра» ступила под их вершины и подняла на открытой земле российский триколор. Сегодня это Северная земля. Наконец, 7 июля 1914 года «Таймыр» и «Вайгач» вышли в дерзкую экспедицию – чтобы пройти из Владивостока в Архангельск северным морским путём. Но началась первая мировая война. Так что, дойти им удалось только до Аляски, где их (по сведениям морской разведки) «сторожил» германский крейсер «Лейпциг» из эскадры адмирала Шпее. Суда «разбежались»: одно – на Аляску, а второе – на остров Врангеля. Позднее всю эскадру Шпее потопили англичане возле берегов Южной Америки, но судьбу русских транспортов это уже не изменило. Впрочем, 27 августа Алексей Николаевич Жохов успел открыть ещё один неизвестный остров, который поначалу назвали в честь командира судна Петра Новопашенного, и лишь в 1926-ом году он был переименован в «Остров Жохова» – постановлением ЦИК СССР. Увы, далее, 24 сентября «Вайгач», на котором к этому времени плавал Жохов, был окончательно затёрт льдами в заливе Толя у берегов полуострова Оскара. Началась долгая полярная зимовка, которую вахтенный офицер Жохов разнообразил футбольными матчами между командами матросов и разными конкурсами и причудами. Но зимовка, на сей раз, сказывалась на здоровье молодого офицера очень плохо. Одни винили во всём консервы, которыми приходилось питаться (свинец!), другие – психологический фактор. В результате 1 марта 1915 года корабельный доктор Арнгольд установил у больного Жохова острый нефрит. Умирающий успел попросить товарищей похоронить его не во льдах, а на берегу, в земле. Что и было сделано: в мёрзлом грунте Таймыра выдолбили яму и 9 марта положили в неё останки умершего лейтенанта. На могиле был установлен деревянный крест с небольшой медной доской, на которой вырезаны стихи покойного, обращённые к любимой: