Николай Сванидзе - Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

Но 7 ноября 1920 года история Октябрьского переворота переписывается еще не Сталиным, а совершенно другим человеком. Режиссером, теоретиком театра, драматургом, музыкантом Николаем Евреиновым. В его театрализованном действии на Дворцовой площади. По его замыслу и воле Зимний берут второй раз и совсем не так, как в первый. Не так, как вспоминали Троцкий и Сталин. Второй раз Зимний берут масштабно, героически. Задействованы 8 тысяч статистов, 8 режиссеров, 500 музыкантов оркестра, сотни солдат и матросов действующей армии, а также танки, пулеметы, прожектора и крейсер «Аврора». 100 тысяч зрителей.

Очевидцы вспоминали: «Действие начиналось в полной ночной тьме, пушечным залпом. Затем звучали фанфары.

Театральное действие попеременно развивалось на двух площадках – «белой» и «красной». В темноте включалось освещение то одной, то другой площадки. Главный герой «белой» сцены – Керенский – произносил речи в окружении сановников, юнкеров и «восторженных дам». Тут же Временное правительство, которое непрестанно заседало, меняя лишь позы.

На «красной» сцене обитали трудовые массы и их вождь. Инертные и неуверенные вначале, по ходу действия они все увереннее начинали кричать «Ленин, Ленин!». «Белая» площадка постепенно пустела. Временное правительство оставалось «в трагикомическом одиночестве… охраняемое лишь юнкерами да женским батальоном». Вскоре после этого к «белой» сцене подъезжала машина и увозила ее участников в Зимний дворец. А дальше наступал черед эпизода «Октябрь»: из-под арки штаба мчались грузовики, заполненные вооруженными рабочими. Они проносились возле Александровской колонны и останавливались у Зимнего дворца, охраняемого юнкерами и женским батальоном. Короткий бой оканчивался бегством оборонявшихся, а восставшие врывались во дворец.

Дворец сначала был весь темный. Но как только восставшие врывались во двор… прожектора начинали метаться по крыше. Дворец сразу же превращался в силуэт, и тотчас же во всех его окнах вспыхивал свет. В окнах были спущены белые шторы, а на их фоне – приемом театра китайских теней – разыгрывались маленькие пантомимы боя». И наконец, после этого все прожекторы фокусировались на огромном красном знамени над дворцом. Действие сопровождали громкие взрывы, выстрелы, орудийный салют и исполнение «Интернационала».

7 ноября 1920 года режиссер Николай Евреинов на глазах у публики сложил миф об Октябрьском перевороте. Во время представления многое снималось на кинокамеру. Был сделан короткий фильм, который практически сразу воспринимался зрителями как кинохроника. В 1927 году Сергей Эйзенштейн, снимая свой великий фильм «Октябрь», будет опираться на миф, созданный Евреиновым.

Сам Евреинов вскоре покинет большевистскую Россию. Уедет главный художник представления – Юрий Анненков. Уедет и Дмитрий Темкин, пианист, композитор, один из организаторов действа на Дворцовой площади. Он впоследствии в Штатах станет одним из лучших авторов музыки к голливудским фильмам, четырежды лауреатом «Оскара» и кавалером французского Ордена Почетного легиона. Они уедут, а созданный ими миф об Октябрьском перевороте останется в России.

Троцкий 7 ноября 1920 года на вечере воспоминаний никаких мифов не строил. Напротив, сказал очень конкретную вещь: до того как неожиданно предоставилась возможность Вооруженного переворота, цитирую, «…у нас был план совершения его чисто заговорщическим путем». Вот так.

13 ноября 1920 года части белой армии и гражданские лица в Севастополе грузились на корабли, чтобы покинуть Россию, которая теперь уже целиком занята красными. Еще два дня назад белые оказывали сопротивление на Перекопе, в горловине на входе в Крым. Об этом ожесточенном сопротивлении в неравных и гибельных условиях свидетельствует радиограмма красного командующего Южным фронтом Фрунзе, направленная 11 ноября белому главкому Врангелю: «Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящего лишь пролитием лишних потоков крови, предлагаю вам прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота…» А дальше Фрунзе пишет, что гарантирует сдающимся, включительно до лиц высшего комсостава, полное прощение. А также возможность беспрепятственного выезда за границу, при условии отказа под честное слово от всякого участия в дальнейшей борьбе против советской власти… «Моральная ответственность за все возможные последствия, – пишет Фрунзе Врангелю, – в случае отклонения данного честного предложения падет на Вас».

Вполне вероятно, что Фрунзе, направляя радиограмму Врангелю, на полном серьезе говорит о честности своего предложения и готовности верить честному слову своих противников. Может быть, так и было бы, если бы хоть что-то, кроме военных действий, зависело от Фрунзе. Лично Фрунзе, в отличие от многих других, садистом не был и не проявлял желания вешать своих противников на деревьях и фонарных столбах, как это будет в Крыму. Но слово Фрунзе в большевистской политической иерархии не имело веса. Уже на следующий день, 12 ноября, Ленин телеграфировал Фрунзе: «Только что узнал о Вашем предложении Врангелю сдаться. Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их… не выпускать ни одного судна. Если же противник не примет этих условий, то, по-моему… нужно расправиться беспощадно». То есть Ленин намерен белых из Крыма не выпускать, захлопнуть их в крымском капкане и всех перебить. Так Ленин видел победную точку в Гражданской войне. Для Врангеля исход Гражданской войны выглядел по-другому. Это был в прямом смысле исход. Массовая эвакуация, которую надо было организовать и реализовать.

План возможной эвакуации был разработан генералом Врангелем совместно с командующим флотом контр-адмиралом Кедровым еще в начале лета 1920 года. Корабли и прочие плавсредства были распределены по черноморским портам. Везде был создан неприкосновенный запас угля, машинного масла и продовольствия.

Об эвакуации генерал Врангель объявил 11 ноября в своем последнем приказе в качестве главнокомандующего русской армией. Текст начинается с обращения «Русские люди» и по стилю и сути выходит за рамки приказа. «По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделил с Армией ее крестный путь. Дальнейшие пути наши полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно… предупреждаю всех о том, что их ожидает».

Войска уже получили приказ оторваться от противника и быстрыми переходами двигаться в определенные порты для погрузки. По первоначальному плану предполагалось эвакуировать из Севастополя – 20 тысяч, из Ялты – 10 тысяч, из Керчи – 20 тысяч, из Феодосии – 13 тысяч, из Евпатории – 4 тысячи. Гражданские лица, желающие эвакуироваться, записывались в указанных пунктах. 12 ноября стало очевидно, что людей будет гораздо больше, чем предполагалось. Из Севастополя уедет не 20 тысяч, а 65 тысяч человек, из Феодосии – не 13 тысяч, а 30. Из Керчи – более 32 тысяч. На улицах, ведущих в порты, было выставлено оцепление, людей проверяли по пропускам и спискам.