Николай Сванидзе - Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

Но дело было не только в солдатах. Сотрудники Эрмитажа и члены Московской комиссии писали в отчетах: «…пребывание эрмитажных и прочих сокровищ в непосредственной близости органов и лиц центральной власти… является крайне нежелательным и опасным». В том смысле, что всякое может быть. Большевики могут не удержаться у власти, и тогда в новой неразберихе могут пострадать художественные ценности. Или большевики удержатся у власти, и кто знает их начальников, не захотят ли они выбрать себе что-нибудь из коллекций. Тем более все под боком. Большевики – в Кремле, и привезенные ценности – в Кремле.

Эрмитаж и Русский музей еще в апреле 1920 года обратились к Ленину с ходатайством ускорить решение вопроса о возвращении коллекций. Непосредственная подготовка к реэвакуации началась 8 ноября 1920 года. 19 ноября коллекции прибыли в Питер. А уже 28 ноября в Эрмитаже был восстановлен зал Рембрандта. Сотрудники Эрмитажа трудились самоотверженно, работали день и ночь. 2 января 1921 года всей картинной галерее был возвращен первоначальный вид. И никто из сотрудников Эрмитажа тогда не знал, не мог знать и вообразить не мог, что будет в недалеком будущем.

За три недели до чудесного возвращения музейных собраний, 26 октября 1920 года, Ленин написал проект Постановления Совета народных комиссаров о сборе и продаже за границу русских художественных ценностей. Ленин сопроводил документ письмом: «Я настаиваю на чрезвычайном ускорении этого дела… решить продажу этих вещей как можно скорее».

Сначала с большим или меньшим успехом начали сбывать то, что конфисковали у граждан. Для ювелирного конфиската, который вынесли из квартир, сорвали с шеи и пальцев, создали специальную структуру – Гохран. По сути, это контора по хранению краденого. Расшифровывается как государственный фонд ценностей для внешней торговли. В него же со всей страны свозят картины и предметы прикладного искусства, которые были в домах и частных собраниях. Что-то, по минимуму, оставляют в музеях. Но все, что можно, пускают на экспорт.

По прошествии лет пяти разные советские конторы, торгующие награбленным, находят доступ на аукционы в Германии, вступают в отношения с голландской фирмой по продаже коронных драгоценностей, с английской – по торговле антикварным серебром. И речь уже идет не о часах, снятых с рук граждан и гражданок, а попросту говоря о распродаже народного достояния. На «Сотбис» появится брачная корона Екатерины II, в 1926 году всплывет бриллиантовый меч Павла I, а также две тысячи бразильских бриллиантов и индийских изумрудов с платьев Екатерины.

Но все это было только начало, разминка. Главным торговцем станет Сталин. Списки проданного теперь опубликованы. Эрмитаж. 1931–1932 годы, по месяцам. Вот, скажем, февраль 1931 года. Оцените, какие имена: Хальс, Рембрандт, Рафаэль, Веласкес, Боттичелли, опять Хальс, еще Рембрандт. Апрель 1931 года тоже прекрасен: Рембрандт, Ван Дейк, Перуджино, Рафаэль «Мадонна Альба», Тициан «Венера перед зеркалом». Продано! Причем недорого. И так месяц за месяцем. Сохранились документы, спущенные сверху: «Предлагаю немедленно выдать картину художника Джорджоне «Юдифь». Содержимое некоторых дворцов продали скопом.

Бизнесмен и коллекционер Галуст Гюльбенкян в 30-м году направил письмо Председателю правления Госбанка СССР Пятакову. Господин Гюльбенкян покупал и готов дальше покупать в СССР шедевры, если они распродаются, но в письме Пятакову написал: «Торгуйте, чем хотите, но только не тем, что находится в музейных экспозициях. Продажа того, что составляет национальное достояние, дает основание для серьезнейшего диагноза».

Часто говорят, что на деньги, полученные от распродажи шедевров, спасали людей от голода и провели индустриализацию. Это неправда. Полученные деньги были малы, менее одного процента валового продукта. Они ничего не решали и были просто разбазарены. Шедевры, проданные подешевке, можно увидеть в главных музеях мира.

26 ноября 1920 года командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе отдал приказ об уничтожении Повстанческой армии Нестора Махно: «Первое. Войскам фронта считать Махно и все его отряды врагами Советской Республики и революции. Второе. Командирам всех частей Красной армии, имеющих соприкосновение с махновскими отрядами, таковые разоружить, оказывающих сопротивление – уничтожить. Третье. Всю территорию Украинской Советской Республики в кратчайший срок очистить от остатков бандитских шаек и тем обеспечить возможность мирного строительства».

Это был уже не первый за последние три дня приказ командующего армиями Южного фронта об уничтожении Махно. Первый был отдан 23 ноября. Суть приказа в том, что большевики более не видят необходимости в поддержке со стороны партизанской армии Махно и ей следует немедленно влиться в ряды Красной армии. В приказе говорится, что партизанская армия, привыкшая к разгулу, грабежу и своеволию, теперь заманивает в свои ряды крестьян, стараясь использовать недовольство советской властью кулацких верхов. И дальше в тексте приказа следует: «Товарищи красноармейцы, командиры и комиссары, будьте наготове в любой момент раздавить семя подготовляющейся кулацко-анархистской авантюры». Копия приказа направлена Махно. Указывалось, что Комфронта Фрунзе будет ждать решения Махно о подчинении своей армии Красному руководству до 26 ноября.

То есть легендарный и неуловимый Нестор Иванович Махно, еще вчера помогавший красным брать Крым, получает ультиматум, да еще и не адресованный ему лично, а копию красного приказа. Скорее всего, получает 24 ноября вечером или 25-го. А в ночь с 25 на 26 ноября Фрунзе уже отдает приказ на уничтожение махновцев. И эта дата операции была определена в телеграфных переговорах Фрунзе с Лениным еще 23 ноября, до предъявления ультиматума Махно. Все решено заранее. И не военным руководством, а политическим большевистским руководством. Лично Лениным. Это его фирменный стиль: договориться с союзниками, поиспользовать их, а потом уничтожить, причем физически уничтожить. Потому что Ленин, во-первых, физически не переносит никакой иной политической позиции, кроме большевистской. А во-вторых, это его эффективный способ удержания власти. На момент захвата власти у него в союзниках были эсеры и анархисты. Он разделался с ними при первой возможности.

Нестор Махно оказывался временным союзником большевиков на фронтах Гражданской войны несколько раз. Причем по собственной инициативе. Анархист Махно отторгал идею Белой государственности, грел себя фантастической идеей о самостийности собственной маленькой страны. Когда белые бывали максимально близки к успеху, Махно со своей маневренной партизанской армией, с многочисленными пулеметами на тачанках оказывал содействие красным. Просто чтобы не победили белые, хотя и красных он не любил. Так было во время успешного наступления Деникина на Москву, когда Махно вдруг оттянул на себя значительные белые резервы.