Николай Сванидзе - Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

Из внутренних районов Крыма добирались кто на чем. Поезда были забиты войсками и ранеными. Глава губернской земской управы Владимир Оболенский принял решение уезжать только 12 ноября утром. Вспоминал, что штатские из Симферополя ехали кто на тормозных стыках вагонов, кто на крыше поезда. Он сам – на крыше, вместе с калмыцкой семьей. Тут же – солдаты. Оболенский вспоминает: «…все мы ехали в изгнание… А солдаты были веселы, балагурили, как дети радовались тоннелям, в которых, чтобы не оторвало головы, приходилось ложиться… Незаметно было ни следа тревоги и заботы о неизвестном будущем…» Эти простые люди радовались, что для них кончилась война. После трех лет мировой и трех лет Гражданской им на все наплевать.

Недалеко от Севастополя бронепоезд, сошедший с рельс, перегородил дорогу, пришлось идти пешком, восемь верст по шпалам с чемоданами, с мешками. Попали в общий людской поток; вперемежку пехота, кавалерия, обозы. Потом все вошли в тоннель в темноту. Ничего не видно. Слышишь топот шагов, дыхание, ругань и фырканье лошадей. Но все идут без всякой паники. Истерики, что была при эвакуации из Одессы и Новороссийска, теперь нет. Воинские части знают свой порт. На перекрестках дорог стоят офицеры, перехватывают своих однополчан и направляют их к конкретным пароходам.

Командующим флотом контр-адмиралом Кедровым были разосланы телеграммы командирам сухопутных соединений с четкими директивами, кто и где грузится на корабли. Кедров подчеркивал: «Если же войска будут отступать не по дислокации, то никого не увезти. Убедительно прошу выполнить дислокацию и дать флоту возможность исполнить свой долг перед армией». В предложенных исключительных обстоятельствах все действительно шло организованно. Очень грамотным было решение погрузить на корабли лазареты еще до объявления общей эвакуации. Эта сложная работа была проведена быстро и в спокойном режиме.

В Севастополе 13 ноября было главным днем массовой погрузки. На пристани несметная толпа. У людей, уезжающих навсегда, вещей немного. У гражданских – чемоданы. Кто-то из офицеров вспоминал: «У меня только английская походная сумка, в ней две смены белья и пакет с крымским табаком. И еще янтарный мундштук в зубах – единственная память о домашнем уюте».

Погрузка прошла оперативно и закончилась на следующий день, 14 ноября, в два часа пополудни. Утром Врангель объехал на катере все суда, вернулся на Графскую пристань Севастополя, где грузились последние юнкерские части, а затем отбыл на борт крейсера «Генерал Корнилов».

Крейсер простоял на рейде до ночи. Генерал Врангель выжидал, пока все корабли покинули бухту Севастополя, затем двинулся в сторону Ялты, дальше – в Феодосию и Керчь. В Феодосии грузились донские казаки, в Керчи – кубанцы. Задача стояла – везде взять всех желающих. Можно сказать, что она была выполнена.

С 13 по 16 ноября 1920 года из портов Крыма вышло 126 судов, все в три-четыре раза перегруженные сверх всякой нормы. 145 693 человека, не считая судовых команд. Людьми забиты все палубы, мостики, трюмы. Издали степень загруженности пароходов определяли по тому, есть ли какое движение на палубе или нет. Если глаз ловил движение – значит, судно не забито до отказа. На многих кораблях военные стояли весь путь плечом к плечу.

Крейсер «Генерал Корнилов» изначально предназначался для главнокомандующего, его личного штаба, для командующего флотом со штабом и еще ряда высших чинов. В реальности на «Корнилове» размещали тех, кто не попал на другие корабли. Сначала сделали исключение для семей морских офицеров, а потом уже брали всех без разбора. Так что «Генерал Корнилов» ушел таким же перегруженным, как и все другие корабли.

Путь в Константинополь был тяжелым. Почти без еды, вода – примерно один стакан на человека в сутки. Нехватка туалетов. Живая очередь в туалет по 6–7 часов. Уже на второй день началось упрощение нравов, уходили стыдливость, привычные понятия о приличном. Спали вповалку. Без различия чинов и полов. За четыре дня пути женщины преждевременно рожали. Все младенцы, родившиеся в пути, были мертвыми.

Ни те, кто двигался в сторону Константинополя, ни те, кто остался в Крыму, не знали, что их ждет. После эвакуации в Крыму остались 2009 офицеров и 52 867 солдат русской белой армии. И больше 100 тысяч гражданских и военных чиновников, журналистов, врачей. 16 ноября, в день ухода белых кораблей из Крыма, глава ВЧК Дзержинский направил секретную телеграмму начальнику особого отдела Юго-Западного и Южного фронтов Манцеву: «Примите все меры, чтобы из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец».

А кроме того, в телеграмме указывалось, что «из Крыма не должен быть пропускаем никто из населения и красноармейцев». Дзержинский четко распределил роли. Все белые, не покинувшие родину, подлежали уничтожению. Населению следовало смотреть на кровавую расправу, бояться и делать для себя выводы. А красноармейцам предстояло из бойцов на фронте превратиться в карателей. И никому – ни оставшимся белым, ни населению, ни красным бойцам – выбора не осталось.

19 ноября 1920 года «Красная газета» сообщила: «Сегодня ночью на многочисленных грузовиках в сопровождении военной охраны с Николаевского вокзала в Петроградский Эрмитаж были доставлены исторические и художественные ценности, эвакуированные в период последней империалистической войны».

Эрмитажные сокровища отсутствовали в Петрограде 6 лет. Первая партия музейных предметов была вывезена в Москву в Оружейную палату в июле 1914 года, прямо накануне объявления войны. Многое в упакованном виде оставили в кладовых Эрмитажа. А картинную галерею решили не закрывать для посетителей, «дабы не порождать паники».

Следующий этап эвакуации прошел уже при Временном правительстве ввиду непосредственной военной угрозы для Петрограда. В сентябре 1917 года вывозили Рембрандта, Рафаэля, Веласкеса, Тициана, Леонардо, все наиболее ценные картины Эрмитажа. Их вынимали из рам, нумеровали. На стене в пустой раме оставляли соответствующий номер картины. Чтобы быстрее возвращать на свои места, когда все вернется обратно.

Вывезли собрание монет, гравюр и рисунков, миниатюр, скульптуру, художественную мебель, библиотеку, архив. Вывезли и Русский музей, и Академию художеств, и художественные ценности из дворцов Петрограда.

Последний этап эвакуации должен был пройти 25 октября 1917 года, но он не состоялся в связи с Октябрьским переворотом. В Москве коллекции принимала комиссия, состоявшая из выдающихся деятелей культуры: архитектор Клейн, искусствовед Грабарь, профессура Московского университета, известные коллекционеры. Первый опыт взаимодействия комиссии с большевистскими военными властями связан с судьбой 220 эвакуированных ящиков коллекционного вина. Решено было вино уничтожить. Так как нельзя было ручаться за сохранность остальных ценностей в случае, если солдаты, прослышав о вине, ринутся на его поиски.