Дмитрий Харламов - Сказание о верном друге. Тайна седого тугая

Серафим Александрович долго разговаривал с гостем о житье-бытье, угощал его, а на прощанье подарил перочинный нож.

— Извините, брат, — смущенно сказал гость, прежде чем проститься, — мне показалось, какой-то человек хотел украсть вашу лодку…

Пулат замер в напряженном внимании.

— Белые палатки я издали заметил, а когда ближе подплыл, увидел — кто-то копошится возле лодки. Удивился очень: городские люди любят спать долго. Хотел поздороваться, а он сильно побежал в сторону от лагеря. Не понравилось это мне. Причалил я и пустил собаку — она смирная, только с виду страшная. Думал, загонит она его на дерево, хозяева проснутся, вот и узнаем, зачем этот человек, как вор, в темноту прячется.

Осмотрели лодку. Цела, но привязной конец перерезан. Следов не видно, кругом отпечатки босых ребячьих ног, и только. Не мог же похититель не оставить никаких следов на сыром песке? Может быть, в предрассветных сумерках рыбаку Шарипу померещилось? Но тогда почему перерезана веревка? А перерезана ли? Просто перетерлась о борт — вон какие сегодня волны!

— Слушай приказ! — шутливо воскликнул Серафим Александрович, но голос у него был не очень веселый. — На ночь лодку будем вытаскивать на берег, весла — убирать. Вещи не разбрасывать…

«Не почудилось ли Шарипу? Никогда не слышал, чтобы на Дарье лодки воровали… Ах, глупости все это!» — решил Серафим Александрович.

На этот раз Пулат был абсолютно убежден, что рыбак спугнул их тайного противника. «Два дня назад расковырял швы, думал, испугаемся и вернемся. Сорвалось! Что делать? Похитить лодку. Чего проще! Надо все-таки поговорить с Серафимом Александровичем… Но где же следы? У Михаила сапожищи не то что на песке — на тропе след оставят! Что ни говори, следопытское дело нелегкое. Вот когда пригодился бы Нюськин Малыш, хотя на своих он все равно не лаял бы».

День выдался ветреный. На воде это чувствовалось особенно. Волны сильно били в борта лодки. Трудно удержаться вразрез волне, продвигались медленнее, чем накануне.

Сначала мальчики гребли азартно — Пулат правым веслом, Радик левым, но скоро устали.

А ветер все выше вздымал волны и заметно прижимал лодку к берегу. Часа два работали веслами, а остров, на котором ночевали, был еще виден.

Серафим Александрович сменил ребят, но и ему не по силам было бороться с ветром и волнами. Приближаться же к высокому обрывистому берегу опасно, можно попасть под обвал.

Не раздумывая, Серафим Александрович направил лодку в узкий затон, заросший по берегам ветвистыми ивами.

Здесь, на тихой воде, они могли наконец передохнуть от борьбы с ветром.

— Команда до обеда увольняется на берег. По всему видно, ветер этот упадет не скоро. Поглядите тугай изнутри, — сказал Серафим Александрович.

Мальчики отправились по берегу вдоль залива.

Это был хороший, глубокий затон. Узкий в горловине, при слиянии с рекой, он постепенно расширялся метров до тридцати.

Вскоре ивняк стал редеть, и на смену ему появились джида, туранга и облепиха. Берег понижался.

Пробираться сквозь заросли ребятам было нелегко. Местами колючие ветви переплелись так тесно — обойти невозможно. Тогда они проходили у самой воды, а то и по воде или ужами проползали в узкие звериные проходы.

Пулат на случай опасности раскрыл лезвие своего большого перочинного ножа, но никто им не попадался.

Радик предложил устроить скрытый наблюдательный пункт у воды, где прохладнее.

Только начали они маскироваться, как у них над головами раздалось карканье.

Мальчики задрали головы и увидели на ветках дерева десятка два молодых грачей.

Птенцы сидели и совсем низко и высоко, возле покинутых гнезд, но чувствовали себя неуютно.

Взрослые грачи, полетав, садились на ветки рядом с молодыми, и те наскакивали на них с раскрытыми клювами. Но взрослые не собирались их кормить. Они боком, боком отодвигались к краю ветки и взлетали. Большинство молодых еще боялись воздуха, не верили в свои крылья, хотя голод и выгнал их из гнезд.

Радик осторожно полез на дерево. Вот он уже близко от птенцов, рукой достать, а те, глупые, только орут и косятся на него.

— Прямо над головой, — подсказывает Пулат.

Радик взглянул вверх и над самой головой увидел двух птенцов. Размером они были чуть меньше, да голоса у них тоньше, а так — как взрослые. Он протянул руку и схватил одного за ногу.

Вот начался переполох! Грачонок отчаянно захлопал крыльями и закричал. Его сосед со страху полетел, и вместе с ним половина молодой стаи. А какой галдеж поднялся! На весь тугай.

— Да осторожно, ты ему ногу оторвешь! — крикнул снизу Пулат. — Отпусти!

— Ну и оторву, а чего он так больно…

В этот момент Радькина нога скользнула по ветке, он потерял равновесие и полетел в воду. Падая, он, конечно, выпустил грачонка, и тот с пронзительным карканьем скрылся в зарослях.

Пулат хохотал до слез.

Мокрый и грязный, в разорванной майке, Радик выбрался на берег и крикнул запальчиво:

— Эт-то т-тебе не п-пройдет! С-сам п-поймать не можешь, а д-другим мешаешь! Как дам по шее!

— Я тебе сам дам, живодер!

Радик повернулся и, прихрамывая, пошел прочь.

Пулат рассмеялся ему вслед — уж больно комичный был у того вид: порванная майка, вся в тине и водорослях, висела на одном плече, на бедре ссадина, ноги по колено в тине, с широкополой шляпы капает вода.

Беззаботно насвистывая, Пулат закончил маскировку наблюдательного пункта. Но на душе у него было неспокойно. Не то чтобы он чувствовал себя виноватым, но смеяться над товарищем в беде нехорошо. «Радька сам виноват! Зачем ему понадобился этот грачонок? Тоже мне охотник! Наверное, ногу ему повредил».

Сидеть в душной тени одному было скучно и тревожно, но возвращаться следом за товарищем не хотелось: еще подумает, что струсил один в тугае.

И Пулат остался.

Мысли вновь обратились к загадочным происшествиям последних дней…

Неожиданно метрах в двадцати на противоположном берегу затона Пулат увидел зайца! Настоящего зайца, как на картинке! Живого дикого зверька!

Смешно семеня передними лапками, прядая ушами, заяц осторожно подбирался к воде. Что-то беспокоило зверька, он беспрестанно оглядывался. Немного попив воды, легко и бесшумно поскакал вдоль берега и исчез в колючке.

Не прошло и минуты, как к воде, в том самом месте, где только что пил заяц, мягкой вкрадчивой походкой вышла лисица. Нервно повела носом вверх и в сторону и аккуратно стала лакать воду.

Мальчик сидел не дыша. Жаль, что Радька ушел, вот посмотрел бы!

Восторг первооткрывателя рвался наружу. Пулату как можно скорее хотелось поделиться своей радостью. Впервые он увидел настоящих диких зверей на воле…