Дмитрий Харламов - Сказание о верном друге. Тайна седого тугая

Вот здорово!

Когда Пулат прибежал в лагерь, ветер дул с прежним усердием.

Серафим Александрович возился с переметом, Радик разжигал костер на берегу, защищенном от ветра уступом.

— Я видел лисицу и зайца! — громко и радостно крикнул Пулат.

Серафим Александрович поднял на него заинтересованный взгляд, но, нахмурившись, будто вспомнив что-то, сказал негромко:

— Сначала объясни, пожалуйста, почему ты затеял ссору?

— Я? — удивился Пулат, но, взглянув на товарища, усердно раздувающего огонь, замолчал.

«Значит Радька наябедничал?»

— Я ничего плохого…

— Кажется, я ошибся в вас, — перебил Серафим Александрович. — В походе — как в бою: с каждым может приключиться беда — и тогда товарищ поможет, выручит… А вы? Один — лодырь, кашу сварить не умеет, второй и того хуже, друга в беде бросает. Может быть, в вашей школе это и называют дружбой, но, по-моему, так поступают эгоисты и себялюбцы… Разве я могу положиться на вас? Разве вы можете довериться один другому?.. Два, три, десять товарищей — это один коллектив, один организм. Два эгоиста — это два чужих человека, как ни крути!..

К вечеру ветер утих, но пускаться в путь было уже поздно. Заночевали у затона.

Это был грустный вечер. Не слышно было веселых шуток, интересных рассказов, да и самое молчание, напряженное и гнетущее, удручало.

Спать легли рано, еще алела узкая полоса на западе.

Радик долго ворочался и вздыхал. Наконец придвинулся вплотную и зашептал:

— Ты н-не думай, я завтра с-скажу Серафиму. Это у меня с-сгоряча п-п-получилось, ну, шутя вроде…

Не дождавшись ответа, вздохнул тяжко и отвернулся.

Пулат лежал на спине и глядел сквозь марлю полога на первые звезды в погасающем небе.

«Ой, да сегодня выходной! — вспомнил он. — Наверно, дядя Карим приехал в гости или к папе пришли друзья с работы. Сидят на топчане [16] Топчан — деревянный настил под деревьями, виноградником, на открытом воздухе, где пьют чай, угощают гостей. в саду, шутят, смеются, плов кушают…»

Неужели и вправду он, Пулат, эгоист-себялюбец? Это значит — только себе делать хорошо, заботиться только о себе и ни о ком больше. А он заботится? О ком?

До сих пор этого от него не требовали. Все что-то делали для него. Мама, папа, бабушка… Даже Серафим Александрович зачем-то взял его с собой в тугаи, а теперь вот огорчается… А Пулат? О ком он позаботился?.. Стало быть, все-таки эгоист…

Утром Радька действительно честно рассказал, как было дело.

— Это хорошо, что ты нашел в себе мужество признаться, — сказал Серафим Александрович, — только от своих вчерашних слов я не отказываюсь.

Серафим Александрович уже дважды ошибся, ожидая за очередным поворотом реки увидеть Птичий остров. Года три не был он здесь, карты нет, чтобы свериться, а память — неверный подсказчик.

Остров обозначился, когда подошли к нему вплотную. Издали его легко было принять за высокий лёссовый бугор на берегу. Основное русло огибало его слева, а справа блестел под солнцем широкий мелководный плес. На правом берегу, прямо напротив острова, виднеется протока.

— Вот оно — устье Курук-Келеса, — сказал Серафим Александрович со значением.

Но Радик даже не обратил внимания на эти слова, сейчас его больше всего интересовал остров, на котором им предстояло провести недели две.

Зато Пулат обратил, он-то хорошо запомнил тот ночной разговор в Чиназе. Как сказал Макар Серафиму Александровичу там, во Франции? Да, вспомнил, точно: «Перед уходом закопал я захоронку под лачужкой на левом берегу реки. От того места напрямик через островок как раз видно устье Курук-Келеса». Вот только в чем вопрос: уцелела ли та лачужка, под которой закопана захоронка, ведь сорок лет прошло, как говорил Серафим Александрович.

На высоком каменистом уступе Птичьего острова росли ивы и тополя. Остальная видимая часть курчавилась низкорослыми деревьями и кустарниками.

Ребята невольно залюбовались узким гротом, делящим остров на две неравные части. Ветви джиды и облепихи образовали зеленый свод над гротом. Проток, ведущий в грот, такой узкий, что грести невозможно, веслом действовали вместо шеста. Течение чуть заметное.

Наконец берега протока раздались в стороны и открылась небольшая внутренняя бухточка. Справа и спереди бухточки — заросли камыша, через них вода скатывается в реку. Даже лодку не нужно привязывать: некуда ей деться.

Поблизости от берега бухточки желтеет большой старый шалаш. В нем живет Михаил Никитич, когда останавливается тут.

«Прямо остров Монте-Кристо», — подумал Пулат.

Лагерь решили разбить на бугре, между деревьями. Отсюда слышен плеск воды на кромке острова и, если долго смотреть, кажется: не река бежит мимо, а остров-корабль плавно скользит вперед и белые облака весело уплывают за корму.

Радик добровольно принял на себя хозяйственные заботы по лагерю: распаковал рюкзаки, взялся заготовить на вечер топливо. Он надеялся, что Пулат станет ему помогать и так незаметно, в работе восстановится их дружеское доверие. Но Пулат взял блокнот и отправился к скалистым нагромождениям в середине острова. С высокого камня он долго изучал окружающую местность.

Остров и впрямь напоминал корабль с высоким каменным носом и широкой низкой кормой, сплошь заросшей густым камышом. В камышах гнездилось множество птиц, оттуда слышалась неумолчная возня, писк, гогот и хлопанье сильных крыльев. Слева, через главное русло, до высокого лёссового берега, поросшего тугаем, рукой подать, не больше ста метров, зато до правого берега вплавь не добраться — метров шестьсот, а то и больше.

Привольно разлилась Сырдарья. Повсюду сквозь заросли поблескивают затоны и протоки — для живности благодать!

Пулат, мысленно проложив прямую линию между устьем Курук-Келеса и той точкой, самой высокой на острове, где в настоящее время находился его наблюдательный пункт, устремил свой взгляд в сторону тугайных зарослей по левую сторону главного русла. Но сколько он ни напрягал зрение, не смог разглядеть ничего, что могло бы сойти за остатки старой лачужки, под которой закопана таинственная захоронка.

Спустившись на землю, Пулат набросал в блокноте план расположения острова, реку, прибрежную зону. Постепенно контуры острова заполнялись обозначениями деревьев, кустарников, камышей, нагромождений валунов…

Взгляд Пулата случайно упал на инициалы П. Ф., вырезанные на коре тополя, в метре от земли. Интересно, кто это П. Ф.? Во всяком случае, вырезано это было, видно, недавно, кора не успела зарасти.