Дмитрий Харламов - Сказание о верном друге. Тайна седого тугая

Серафим Александрович говорил медленно, с паузами, как будто перелистывал любимую книжку с картинками.

Ущербная луна таинственно струила свой неверный свет на маленький лагерь, на живую воду реки и на тихо шелестящие под легким ветерком камыши и тугайные заросли.

Пулата чуть познабливало. Его ум работал с тем радостным напряжением, которое помогает бурному воображению нарисовать живые удивительные картины. Ему казалось, будто он живет в той далекой эпохе, среди первых птиц, сменивших летающих ящеров. Во всю ширь горизонта раскинулось теплое море, и над ним в низком тяжелом полете летят к невидимой еще северной земле несметные стаи незнакомых птиц. У многих из них громадные перепончатые крылья, у других — широкие массивные клювы, больше похожие на пасть ящера, у некоторых сохранились длинные хвосты, чуть прикрытые перьями.

Очень явственно Пулату виделась дивная картина…

Вот налетела страшная буря. Море вздыбилось. Свирепый ветер закружил и расшвырял беспомощные стаи. Многие птицы, выбившись из сил в неравной борьбе со стихией, падают в штормовую круговерть и исчезают в пучине. Спасаются лишь те, которые могут подняться в недосягаемую для бури вышину.

Пулат представляет себя в стае птиц… С каждым напряженным взмахом крыла все глубже проваливается взбудораженная поверхность моря, и вот уже сквозь рваные тучи проглядывает багровое солнце. На горизонте появились желанные берега с белопенным прибоем. Внизу развернулась живая карта. Знакомые очертания Каспийского и Аральского морей исчезают в глубинах незнакомого обширного моря, а от него, как указатель направления дальнейшего полета, голубой полосой тянется Тургайский пролив.

Многоярусные армады птиц летят вдоль пролива. Там, на северных просторах, где меньше прожорливых хищников, обильная пища и мягкое ласковое солнце, выведут они птенцов и обучат их летать, прежде чем двинутся в обратный путь с приближением осеннего ненастья.

Многие миллионы лет весной и осенью несчетные стаи летят над исчезнувшим проливом. Время, всесильное время изменяло лицо Земли, появлялись и исчезали невиданные животные. А птицы неизменно летели на родину великим Тургайским коридором.

Разве это не удивительно?! Есть в этом постоянстве глубокая целесообразность, неподвластная времени.

Сколько же окаменелых останков древних невиданных птиц и зверей сохранил Тургай! Сколько захватывающих тайн и открытий скрывается в нем до времени!

Вот Пулату видится, как будто то в одном, то в другом месте полускрытой облаками земли к темно-синему небу поднимаются дымные столбы вулканических извержений, тусклым огнем светится лава. На глазах мелеют моря: воды Внутрисибирского моря отступают на север, медленно выступает на поверхность желтое дно, обозначая знакомые очертания Каспийского и Аральского морей. Тысячи больших и малых соленых озер тянутся вдоль бывшего пролива, служа ориентиром птицам.

Серафим Александрович замолчал. Долго выколачивал из трубки пепел и вновь набивал ее табаком.

— Но особый интерес, на мой взгляд, представляют древние примитивные организмы, которые сохранились с тех давних времен до наших дней и почти не изменились.

Пулат затаил дыхание. Он так и впился глазами в лицо рассказчика, тускло освещаемое красноватым огоньком трубки.

— Да, Аральское море и Сырдарья, — торжественно сказал Серафим Александрович, — сохранили до наших дней удивительную рыбу — скафиринха, предки которой жили одновременно с ящерами во времена существования древних морей. Моря эти соединялись с Мировым океаном, потому скафиринх встречается также в Америке, в реке Миссисипи.

Серафим Александрович помолчал, потом ласково взял Пулата за плечо и сказал тихо:

— Ну а теперь спать.

Но Пулат будто и не слышал.

— Вы видели скафиринха? Какой он из себя?

— Приходилось видеть. Рыбаки пренебрегают этой рыбой, потому что в ней мало мяса. Узбеки называют ее ташбакре — каменный осетр, и это справедливое название. У скафиринха длинное узкое тело, нос в виде лопатки, на спине ряд шипов, длинный ящероподобный хвост… Погляди, Радий-то наш почивать изволит. Давай и мы последуем его примеру.

И правда, Радик сладко спал, положив голову на жесткий рюкзак.

— Серафим Александрович, — взмолился Пулат, — нарисуйте скафиринха, а!

В просьбе мальчика слышится такая заинтересованность, что отказать невозможно.

— Рисовальщик из меня неважный, и глаза плохо видят, ну да ладно, утром попробую. Много интересного в мире, какие увлекательные дали открываются перед вами! Какая замечательная, захватывающая штука — жизнь!..

Долго еще Пулат оставался под впечатлением рассказанного. Лежа под пологом, он не слышал сладкого посапывания друга у самого уха.

Но вот в равномерный шум реки вплелся какой-то посторонний всплеск, и мальчику показалось, что он увидел на миг в лунном свете черную влажную спину гигантского ящера, всплывшего на поверхность реки, чтобы тут же вновь погрузиться в глубину.

Как легко представить себе это ночью на древней реке, когда сонная тишина нарушается загадочными криками, всплесками, шуршанием.

Впечатления от рассказа Серафима Александровича долго мешали заснуть.

Кто знает, может быть, этот первый настоящий интерес поможет ему найти свое любимое дело в жизни, а это — счастье, настоящее счастье.

Сбегая к воде с полотенцем на плече, Радик увидел Нюсю. Она возилась возле старого шалаша Михаила Никитича и демонстративно не замечала его. Возле нее прыгал Малыш. При виде мальчика он весело затявкал и дружелюбно завилял хвостом.

— Приветик, — бодро крикнул Радик.

— Здрасьте.

Радик хотел сначала спросить, откуда она здесь взялась, но в голове мгновенно возник план мести за испачканные рубашки.

Он оглянулся, не видно ли взрослых, и вдруг спросил:

— Тебе не холодно?

Нюся удивленно подняла голову.

— А знаешь… — И Радик скороговоркой понес какие-то нечленораздельные слова. Время от времени он вставлял: «Понимаешь… я тебе точно говорю… всего три кило…»

Нюся внимательно слушала, силясь понять.

Это был хорошо отрепетированный номер, которым в Радькином классе встречали новичков. И в данном случае он сработал безотказно.

Нюся поняла шутку слишком поздно.

— Тю, скаженный. Хочешь получить!

Но Радик, насвистывая, уже бежал дальше…

Завтракали все вместе.

Серафим Александрович, по своему обыкновению, шутливо сказал: