Сергей Войтиков - За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

Интересно отметить, что Июньский 1936 г. Пленум ЦК ВКП(б) милостиво дозволил А. С. Енукидзе подать апелляцию на восстановление в партии [591]. Видимо, И. В. Сталин хорошо помнил историю битвы при Фермопилах: ложное отступление было излюбленным тактическим приемом спартиатов. Специалисты по истории НКВД СССР констатировали, что И. В. Сталин, направляя карательно-репрессивный аппарат против руководящих работников, «…не всегда сразу давал санкцию на арест: он занимал выжидательную позицию, оценивая человека» [592].

С 19 по 24 августа 1936 г. в столице СССР провели процесс «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» против Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьева и еще 14 подсудимых. Всех их приговорили к высшей мере социальной защиты и расстреляли. В ходе процесса Прокурор СССР А. Я. Вышинский официально заявил, что на основе новых свидетельских показаний начнется уголовное преследование К. Б. Радека и Г. Л. Пятакова, а также лидеров вообще-то наголову разбитой еще в конце 1920-х гг. Правой оппозиции [593].

Сказать, что сочинения Л. Д. Троцкого не особенно правдивы, это не сказать ничего. Однако в сочинениях этих много и достоверных сведений – когда речь идет не о самом Л. Д. Троцком, а о И. В. Сталине и других его оппонентах во Власти. В эпохальном «труде» о секретаре ЦК ВКП(б) Л. Д. Троцкий констатировал: «Подготовляя в 1936 г. массовую чистку, Сталин выдвинул идею новой конституции, самой демократической в мире. Господа Вальтер Дуранти, Луис Фишер и им подобные не стеснялись в славословиях по поводу новой эры демократии. Грубая и бесстыдная шумиха вокруг конституции преследовала в качестве главной цели завоевать мировое демократическое общественное мнение и на этом фоне раздавить оппозицию, как агентуру фашизма. 7 марта 1933 г., в то время как Франция жадно искала сближения с Москвой, французский “Тан” жаловался на то, что мир привык видеть Сталина в “троцкистском” освещении, т. е. несравненно хуже, чем он в действительности. Сейчас, после серии московских процессов и серии разоблачений, после союза Сталина с Гитлером и разгрома Польши, многие, вероятно, склонны признать, что “троцкистское” освещение было очень близко к действительности. Наряду с подготовкой самой демократической конституции шла серия банкетов, где говорилось о счастливой жизни и в течение которых Сталин снимался в кругу рабочих и работниц или со смеющимся ребенком на коленях. “Очевидно, готовится что-то страшное”, – говорили люди, посвященные в кремлевскую механику» [594].

Как установил крупнейший специалист по истории взаимодействия ЦК РКП(б) – ВКП(б) и органов государственной безопасности В. Н. Хаустов, в октябре 1936 г. большевистское руководство получило сигналы от НКВД СССР о волнениях контрреволюционных элементов (раскулаченных, церковников и сектантов), планировавших извлечение политической выгоды из новой Конституции и предстоящих выборов. Так, в спецсообщении Управления НКВД СССР по Воронежской области от 14 октября говорилось, что в «…отдельных селах на собраниях избирателей вносились к проекту Конституции СССР дополнения антисоветского характера» [595], а в ряде сел «…заметно активизировался контрреволюционный элемент, использующий отчетно-перевыборную кампанию для своей контрреволюционной деятельности, в первую очередь пытаясь скомпрометировать новую Конституцию» [596]. Приведенные в сводке высказывания не могли не заставить сталинское руководство всерьез задуматься над необходимостью превентивной селеции советских избирателей: «Теперь выборы будут тайные, и мы будем голосовать за своих людей, а не за коммунистов. За коммунистов подавляющее большинство населения голосовать не будет, и власть переменится» [597]; «Конституция даст возможность вернуться к старому строю. Когда утвердят новую Конституцию, мы сможем свободно требовать что нам нужно. Нам нужно будет выбирать в правительственные органы своих людей, а не тех, которых нам будут навязывать коммунисты» [598]. Имели место откровенные курьезы – например, один «кулак» заявил: «Жаль, что расстреляли зиновьевцев. Мы бы при новых выборах голосовали за них» [599]. Еще более анекдотично выглядело бы только заявление: «Жаль, что в эмиграции Троцкий…»

Среди недовольных действительно были люди, не имевшие ни малейшего основания для любви к советской власти и даже накопившие опыт борьбы с большевистским режимом: в спецсообщении приведены высказывания двух «бывших антоновцев», которые рассматривали возможность проведения в Советы посредством тайного голосования, если так можно выразиться, блока «своих (! – С.В .) беспартийных» и «бывших кулаков» [600]. Однако если в случае с кулаками на данном этапе все ограничивалось контрреволюционными разговорами (правда, противозаконными, поскольку даже разговор двух людей подпадал под статью тогдашнего Уголовного кодекса о контрреволюционной агитации), то в случае с противниками антирелигиозной кампании Емельяна Ярославского со товарищи дела обстояли совсем по-другому: «Особенно активизировались в последнее время контрреволюционные элементы из числа церковников и сектантов различных толков. Ими распространяются различные контрреволюционные слухи. Призывают верующих “проваливать кандидатуры коммунистов” при выборах в Советы. Имеются также попытки самовольно открыть ранее закрытые церкви и молитвенные дома. В отдельных случаях служители религиозного культа, организовав верующих, произвели самовольное открытие церквей» [601]. Как это ни парадоксально, арестован был из всей болтающей братии один-единственный священнослужитель, наставлявший свою паству, в которую явно затесался агент в овечьей шкуре: «Нужно воспользоваться новой Конституцией и немедленно открыть церковь. Кто не будет бороться за церковь, тот будет проклят» [602].

Подчеркнем: особенность спецсообщений НКВД СССР и его управлений заключается в том, что в них приводится исключительно негатив. Для сравнения: информации, составляемые в партийных органах, и сводки, которые готовили партийно-политические органы РККА, были нацелены на предоставление несколько более объективной информации о настроениях – как правило, ⅔ или ¾ (зависело от исторического периода и конкретных обстоятельств) были о позитивной реакции населения или военнослужащих на те или иные события, и только остальное – негатив. Таким образом, факты из спецсообщения не означают тотальное поднятие головы контрреволюционными элементами, однако сталинское руководство, читая подобного рода документы, не могло не убедиться, что принятие нового текста Конституции СССР действительно будет иметь следствием активизацию тех социальных сил, на подавление которых были настроены большевики как радикально (в сравнении с их давними «товарищами противниками» по некогда организационно «единой» РСДРП – меньшевиками) настроенные марксисты.