Сергей Войтиков - За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

В 1935 г. «Кремлевское дело» наложило отпечаток траура на очередное юбилейное торжество всесоюзного и всероссийского старосты. Как мы помним, поздравления М. И. Калинина в дни его юбилеев и тезоименитства были наполнены банальным славословием. Стенограмма собрания работников учреждений ЦИК СССР и ВЦИК, посвященного 60-летию М. И. Калинина – от 21 ноября 1935 г., – свидетельствует о нарушении традиции.

Председатель И. С. Уншлихт (что особенно символично) во вступительном слове помимо обыкновенных банальностей заявил: М. И. Калинин «…нам близок и дорог, потому что он последовательно и твердо проводит генеральную линию нашей партии, потому что он является образцом чуткого, внимательного отношения к человеку, потому что ему чужд всякий бюрократизм, потому что он ведет беспощадную борьбу с проявлениями бюрократизма и волокиты» [580]. Началось всё как будто в пастельных тонах: длинное и в меру занудное выступление И. А. Акулова от имени ЦИК СССР и ВЦИК со словесами о «живом олицетворении того союза двух классов (рабочих и крестьян) в нашей революции, который создан благодаря всей работе Ленина и партии Ленина…» [581]; краткие приветствия от партийных и общественных организаций Секретариата ЦИК СССР и Приемной М. И. Калинина (большевик Павлов), от партийных и общественных организаций ВЦИК (большевик Игнатьев), от Хозяйственного управления, Транспортного отдела и Финансового управления ЦИК СССР (Н. И. Пахомов), от лучших ударников ЦИК СССР и ВЦИК (большевичка Иванова) [582], паясничание С. М. Буденного и примкнувшего к нему Г. И. Петровского [583], «слово» примадонн Большого театра М. П. Максаковой, В. В. Барсовой и О. В. Лепешинской «для выражения своих чувств к юбиляру» [584], нетривиальное поздравление от ЦК профсоюза работников государственных учреждений Котляра, в котором, в частности, говорилось: «Центральный комитет союза поручил мне передать М[ихаилу] И[вановичу] палку (смех). Эта палка имеет тройную ценность: первая ценность, чтобы она в руках Михаила Ивановича способствовала изгнанию остатков бюрократизма, вторая ценность в том, что она портативна и ею можно пользоваться всегда, и третья ценность в том, что ее сделал токарь Влачигин, у которого в 1907—[190] 8 гг. Михаил Иванович, работая на Миусской подстанции, скрывался» [585].

Однако на сей раз «золотой стандарт» сделал менее золотым юбиляр, из головы которого явно не выходили аресты 1935 года. Общие слова занимают минимум места в стенограмме выступления М. И. Калинина. Большую же часть «речи» составила информация для размышления:

«Работа у нас осложняется, это Вы, вероятно, уже замечаете. Она, вероятно, будет еще более сложной. Хотя сегодня день взаимных приветствий, но я все же думаю, что надо сказать, что работаем мы не особенно хорошо, особенно верхушечная часть аппарата. Мы все еще, так сказать, тащим (нижняя часть туда-сюда), а вот верхушечная часть, где требуется безусловное повышение квалификации, где требуется исключительная точность, где требуется умение политически ориентироваться потому, что работники у нас в аппарате особенно не всегда могут механически проводить работу, не на высоте. Приведу такой простой пример. Я скажу работнику: “Не пропускать на Президиум таких-то”, а то вдруг один из них идет с очень ответственным товарищем, этот работник одного пропускает, а другого нет. Ясно – политический ляпсус, а есть такие работники, которым сказал “не пропускать”, а они рубят – так до конца.

Работа собственной головы, [оперативная] политическая ориентировка в отдельных моментах, обстоятельствах должны быть руководящим началом в нашей работе. Нужно, чтобы голова всегда соображала, чтобы не механически [мы] проводи[ли] работу. Оно ведь механически легче работать: не только спокойнее, но и доступнее, привычнее. У нас этого делать нельзя.

Мне и хотелось высказать сегодня нашим товарищам, особенно руководящим товарищам, чтобы они работали лучше. [Б]ыли у меня неприятности, их, конечно, много, редкий день проходит, чтобы не было неприятностей, они будут и завтра, и послезавтра. Конечно, здесь много и моих ошибок есть, и это естественно. Но вместе с тем многое зависит от неточности, неумения, негибкости аппарата, от того, что не лениво (это слишком резко сказано), а вяло работает голова. Мне хотелось сказать, что от верхушечной части аппарата, той, которая заряжает [энергией рядовых работников], на которой, по существу говоря, лежит непосредственная обязанность [осуществлять руководство], многое зависит. Смело можно сказать, что очень значительная доля работы Президиума тоже в большой степени зависит от работы верхушечной части нашего аппарата. Каждый день говорить об этом неприятно, надоедливо, когда говоришь об этом постоянно в текущей работе по тем или иным недоразумениям. Я пользуюсь сегодня юбилеем, когда здесь все собрались, когда слова особенно оцениваются.

Если везде у нас [в СССР] требуется повышение культуры, то тем более [оно необходимо] у нас. Теперь почти нет ни единого отдела, ни одного звена в нашей работе как во Всероссийском центральном исполнительном комитете, так в Центральном исполнительном комитете Союза ССР, где бы сейчас не предстояла большая работа, не механическая, а большая интеллектуальная практическая работа. Недавно наш Наградной сектор был самым маленьким, там работа считалась менее ответственной, чисто механической. Теперь он превращается в большой сектор, почти целое ведомство, где, по-моему, можно и необходимо ввести большое количество новых процессов. И так буквально повсюду, по всем секторам. Я взял за пример Наградной сектор потому, что он самый маленький, самый простой, а тон работы задается, конечно, руководством.

Наша работа – моя и [И.А.] Акулова – это больше контрольная, больше ловишь на ошибках, чем… (отточие документа. – С.В .), а самая работа лежит на этой вот верхушке» [586].

Едва ли все выступление можно свести к традиционному презрению большевистского руководства к бюрократам из советских органов. Хитрый «как бес» М. И. Калинин предвидел, что арест А. С. Енукидзе и других работников аппарата ЦИК СССР станет первым звеном в цепи «неприятностей» для союзного (как и для российского) парламента.

4 февраля 1936 г. на совещании в кабинете И. В. Сталина, судя по всему, были предрешены оргвыводы в отношении А. С. Енукидзе: у Хозяина был целый ряд партийных, государственных и военных деятелей, среди которых – М. И. Калинин, а 7 февраля А. С. Енукидзе в последний раз фигурирует в журнале записей лиц, принятых И. В. Сталиным. Одновременно с А. С. Енукидзе вошли в кабинет Хозяина (в 18 час. 40 мин.) и вышли из него (в 20 час. 10 мин.) нарком финансов СССР Г. Ф. Гринько, заместитель председателя правления Госбанка СССР А. С. Сванидзе и первый заместитель председателя правления Госбанка СССР Г. М. Аркус [587]. В тот же день, 7 февраля, только чуть позднее (в 22 час. 15 мин.), в составе 72 человек собралась на заседание, которое длилось в общей сложности целых 25 минут – до 22 час. 40 мин., Партгруппа ВЦИК. Партгруппа «решила» три вопроса, вторым из которых было «Утверждение постановлений Президиума ВЦИК о выводе из состава Президиума ВЦИК Енукидзе А. С. и об исключении из состава членов ВЦИК Енукидзе А. С. и [заместителя наркома по коммунальному хозяйству РСФСР] Владимирова В. Г. (последнего – за злоупотребление служебным положением и бытовое разложение. – С.В. [588])». Постановление было предсказуемо: «Утвердить, включив в общий перечень постановлений Президиума ВЦИК, принятых между сессиями ВЦИК» [589]. На заседании М. И. Калинин сказал предельно коротко: «Об Авеле Софроновиче Енукидзе нет оснований вам докладывать, с этим вопросом вы хорошо знакомы» [590]. Крестного отца своих детей (для настоящих православных, а не атеистов с семинарским образованием, – фактического члена семьи) И. В. Сталин отдал на закланье первым (как тут не вспомнить карфагенян, приносивших в жертву Баалу преимущественно старших сыновей). Первому организатору разработки нового текста Конституции СССР осталось жить совсем недолго (его расстреляют в октябре 1937 г.), однако отряд не заметил потери бойца.