Сергей Войтиков - За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

В первый день Великой Отечественной войны был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О военном положении», на основании которого в местностях, объявленных на военном положении, все функции органов государственной власти передавались военным советам фронтов, армий и округов [917]. Однако серьезные изменения произошли и на самом верху партийно-государственной иерархии.

Во время Великой Отечественной войны Верховный Совет СССР как коллегиальный орган почти не действовал, тем более что советские парламентарии дружно отправились на защиту Родины. Если, несмотря на периодические командировки членов ВЦИК Советов на фронт, Всероссийский ЦИК в годы Гражданской войны регулярно собирался на пленарные заседания, то в годы Великой Отечественной состоялось только три сессии Верховного Совета, первые две из которых созвали исключительно для проведения «в советском порядке» важных внешнеполитических решений сталинского руководства обороной СССР: в июне 1942 г. депутаты ратифицировали англо-советский договор о союзе в войне, в феврале 1944 г. оформили расширение прав союзных республик в области внешних сношений и обороны страны (было понятно, что Победа не за горами, и требовалось максимальное представительство «суверенных» союзных республик на будущих мирных конференциях – в самом прямом смысле слова: по совместному с «товарищами» по Антигитлеровской коалиции переделу мира), а заодно и утвердили бюджет на 1944 г. [918]Представляют интерес для нашего исследования слова И. В. Сталина, произнесенные в ходе беседы с президентом США Франклином Рузвельтом 9 февраля 1945 г.: «…если будут приняты советские условия, то советский народ поймет, почему СССР вступает в войну против Японии. Поэтому важно иметь документ, подписанный президентом [США, премьером Великобритании У.] Черчиллем и им, Сталиным, в котором будут изложены цели войны Советского Союза против Японии. В этом случае можно будет внести вопрос о вступлении Советского Союза в войну против Японии на рассмотрение Президиума Верховного Совета СССР, где люди умеют хранить секреты (курсив наш. – С.В. )» [919]. Тех, кто не умел хранить секреты, вычистили из руководящего ядра советского парламента (да и из парламента в целом) еще в 1930-е гг.

Правда, в начале войны болтуны оставались в служебном аппарате Президиума. 30 июня 1942 г. на закрытом заседании парторганизации аппарата говорилось «…об ослаблении бдительности среди работников аппарата, об отдельных членах партии, в разговорах между собой разглашающих данные, не подлежащие оглашению, о небрежном хранении материалов, которые по окончании работы» складывались «в открытые ящики», «о даче сотрудниками справок по телефонным запросам» [920]. Отдельные проблемы можно признать традиционными, восходящими к калининскому «проходному двору» эпохи Гражданской войны: «Отсутствие внутренней охраны в помещении превращает наше учреждение в проходной двор» [921]. В рамках борьбы с «фактами благодушия и беспечного отношения к вопросам сохранения государственной тайны» партсобрание постановило: «1. Предложить т. Богушеву обеспечить возможность хранения документов в запирающихся столах и шкафах, а также, на случай пожара, в переносных ящиках, специально для этого приспособленных. 2. Предложить т. Липилиной [922]проявлять особую внимательность и бдительность к вопросам приема на работу новых лиц. 3. Обязать заведующих отделами и частями усилить внимание к соблюдению правил секретного делопроизводства и хранению и пользованию в работе документами и материалами. Поручить тт. Обухову и Кондратьеву усилить контроль за этим, не оставляя без соответствующего воздействия ни одного случая допущенного нарушения. 4. Считать необходимым ввести специальную охрану временного помещения аппарата по примеру организации этого дела в постоянном помещении Управления делами. 5. Поручить т. Богушеву вести строгий надзор за выполнением всех установленных правил проживания в Москве жильцами дома Управления делами. 6. Поручить т. Туманову принять меры, чтобы материалы Наградного отдела, могущие послужить раскрытию дислокации воинских частей и промышленных объектов, хранились в условиях, исключающих возможность вражеского использования этих материалов» [923].

В условиях формального сосредоточения всей полноты власти в тылу в образованном 30 июня 1941 г. Государственном Комитете Обороны СССР, на фронте – в Ставке Верховного Главнокомандования [924], а фактического – в кабинете товарища Сталина [23], вся «законотворческая» деятельность фактически свелась к Указам Президиума Верховного Совета СССР и масштабной работе вспомогательного аппарата Верховного Совета СССР, причем особое значение имели Наградной отдел, Приемная председателя (это по традиции) и Комиссия помилования (см. Приложение, документ № 6). При этом ведущим отделом считался Наградной [925], что и понятно. В связи с особой нагрузкой на Наградной отдел он фактически поглотил кадры Информационно-статистической части и отчасти Юридической части [926]. Кроме того, к Наградному отделу регулярно прикомандировывали сотрудников Общей части, Приемной и Кремлевской части. 20 апреля 1942 г. на заседании бюро парторганизации служебного аппарата Президиума Верховного Совета СССР было принято решение о выделении Наградному отделу сотрудников других подразделений аппарата на постоянной основе [927].

Служебный аппарат Президиума и во время войны являл собой классический образец бюрократической организации. 16 марта 1942 г. на общем собрании сотрудников аппарата П. А. Савельев сделал доклад о статье «Советский служащий», опубликованной газетой «Правда» в номере от 12 марта. В статье справедливо отмечалось, что война «…потребовала перестройки работы всей промышленности, сельского хозяйства и государственного аппарата и подчинения всей работы интересам фронта» [928]. Савельев прямо заявил: требованиям, предъявленным к советским служащим в статье, аппарат Президиума и его сотрудники не соответствуют: «…поступило письмо на имя М. И. Калинина от раненых бойцов, находящихся в тылу у врага. Эти бойцы просят об их эвакуации. Я думаю, что важнее этого письма вряд ли что придумаешь. Но что получилось в нашем аппарате? Это письмо попадает в Общую часть, там идет в общем порядке, затем оно передается в Приемную и попадает к т. Соковниной, которая читает это письмо тоже “в общем порядке” и передает его консультанту т. Повзнеру, а тот его держит 10 дней в ящике стола, после чего оно только попадает по назначению. […] Вот пример из работы Наградного отдела. Вчера держали без толку 8 человек награжденных фронтовиков больше часа только из-за отсутствия печати, которую должен был принести Пушленков из Кремля. Такого рода факты нетерпимы в работе Наградного отдела. […] В Комиссию помилования поступило заявление о помиловании бывшего Героя Советского Союза, осужденного на 10 лет. Тов. Рябова вместес другими пишет на этом заявлении: “Отказать”. Нельзя подходить формально ко всем делам (а это в ходе сталинского террора тридцатых годов стало «нормой». – С.В. ). Такое заявление должно быть доложено председателю комиссии. Наконец, я сам был свидетелем того, как одна гражданка с ребенком два часа ждала [сотрудника Комиссии при Президиуме Верховного Совета СССР по рассмотрению заявлений о помиловании] Селянина в то время, как ее могли бы принять другие работники комиссии» [929] (см. Приложение, документ № 6).