Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Итак, всякий записавшийся в члены «Клуба ярых ревнителей», как окрестил его Соллогуб, должен был заявить свою специальность и выдержать по ней вступительный экзамен на первом же собрании. Устав позволял любезничать с женщинами не ранее чем за ужином, чтобы не мешать остальным музицировать и слушать чтение. Для изъявления восторга разрешалось лишь молча возводить очи к небу, с соответствующей жестикуляцией. Любые карточные игры категорически воспрещались.

В число «ярых ревнителей» входили: композитор А. С. Даргомыжский, скульптор Н. С. Пименов, певец В. П. Опочинин, которому П. А. Вяземский однажды поднес жетон «За 25-летнее беспорочное пение», и другие, а в число почетных членов – директор придворной певческой капеллы, автор национального гимна А. Ф. Львов.

Зимой 1868/69 года частым гостем в доме Фитингофа был «друг всех поэтов» князь П. А. Вяземский; его внучка, Екатерина Павловна, только что вышла замуж за графа С. Д. Шереметева, занимавшего квартиру на третьем этаже. Вот как описывает Сергей Дмитриевич одно, особо памятное из таких посещений: «Пришел Петр Андреевич, когда уже смеркалось, и прямо наверх. На столе случайно лежал том Баратынского. Князь видимо обрадовался ему и уже не выпускал из рук. Громко прочел он «Не искушай меня без нужды». Потом показал стихотворение, ему посвященное, и взволнованным голосом стал читать:

По мере чтения голос его дрожал, и он едва удерживал слезы. Таким я видел его в первый раз».

В 1883 году в особняке на Гагаринской набережной поселяется его последний владелец – граф А. Д. Шереметев с молодой супругой. Обстоятельства его женитьбы не совсем обычны. Началось с того, что Александр Дмитриевич влюбился в дочь камергера В. А. Грейга из знаменитого рода мореплавателей и уже собирался просить ее руки, но его смущало одно обстоятельство – лютеранское вероисповедание избранницы.

Своими сомнениями он поделился с духовником, который решительно отсоветовал ему брак с «еретичкой», а заодно указал и на достойную невесту – графиню М. Ф. Гейден, мать которой была примерной прихожанкой и вдобавок начальницей Георгиевской общины сестер милосердия. Доводы пастыря вполне убедили Шереметева, и, как пишет современник, «набожный мальчик поспешил последовать такому совету».

После свадьбы граф решил коренным образом переделать свой особняк; с этой целью были приглашены не один, не два, а целых четыре архитектора – В. Г. Тургенев, В. А. Пруссаков, А. И. Гоген и Д. Д. Зайцев, которые заново спроектировали отделку внутренних помещений. Фасады здания также претерпели кое-какие изменения; важнейшим из них стало устройство трех эркеров (крытых балконов).

Проекты главной лестницы, зала и парадных комнат разработал А. И. Гоген, причем, по желанию заказчика, некоторые из них повторяли убранство родового гнезда Шереметевых на Фонтанке, 34. В 1885 году основные работы были завершены. Домовую церковь в русском стиле, устроенную двумя годами позже (она помещалась над парадной лестницей), спроектировал молодой зодчий Г. В. Барановский.

Как большинство людей, Александр Дмитриевич Шереметев был личностью противоречивой, способной на добрые дела, но не свободной и от крупных недостатков. Что касается первых, то они видны всякому: большой любитель музыки, устроитель благотворительных концертов для широкой публики, горячий и бескорыстный поборник развития пожарного дела в России… А наряду с этим – самодур с крепостническими замашками.

В дневнике издателя «Нового времени» А. С. Суворина есть запись, сделанная 28 марта 1897 года: «Вчера адвокат Петрашевский приходил… просить меня не помещать отчета о разбирательстве у мирового судьи, который приговорил графа Шереметева, известного под именем «Пожарного», к 2 неделям ареста за то, что он побил своего слугу, и побил за то, что тот неловко затворил форточку. Рассказывали подробности очень нехорошие о диком нраве этого господина. Граф наградил побиенного деньгами». Все как в доброе старое время! Похоже, что набожность А. Д. Шереметева не удерживала его от поступков, которые трудно назвать христианскими.

В 1918 году граф с семьей эмигрировал во Францию, где на досуге занялся генеалогическими изысканиями и мемуарами. Его бывший особняк в 1922 году был разграблен; впрочем, часть картин, мрамора и семейных реликвий вернулась в Фонтанный дом, откуда она и была взята при разделе братьями отцовского имущества. Часть коллекции поступила в Эрмитаж. С 1934 года здесь разместился Дом писателей.

Посетителям злополучного особняка (меньше всего среди них было писателей), наверное, памятны бесчисленные переходы, закоулки и тупички, которыми приходилось пробираться в нужную комнату, а внезапно открывавшиеся двери из убогих коридоров в дивные апартаменты только усиливали сходство с огромной коммунальной квартирой, обосновавшейся в барских хоромах. Чем не «Воронья слободка»? Рано или поздно ей суждено было сгореть… Теперь у дома новые хозяева, разумеется далекие от литературы. А писателям, увы, придется искать «чего-нибудь попроще» или смириться с положением вечных погорельцев. Такой печальный факт, граждане.

Если смотреть на него с противоположного берега или с борта теплохода, откуда не видны мелкие детали, он кажется таким же, каким выглядел двести с лишним лет назад, когда был только что построен. Элементы наружной отделки со временем менялись, но архитектурные членения и общий силуэт здания остались неизменными.

В 1774 году премьер-майор П. Я. Толстой (не родственник графов Толстых) получил участок земли, выходивший, как сказано в купчей, «на улицу пустого рынка… и на Дворцовую набережную». Строиться, однако, он начал не сразу, что видно из газетного объявления, относящегося к 1777 году. Там о новом доме его соседа, кровельщика Егерера, говорится как о «последнем каменном… по набережной у литейного двора».

По закону всякий владелец участка обязан был застроить его в определенный срок, в противном случае участок у него отбирался и передавался другому. Очевидно, П. Я. Толстой все же уложился в отведенное время, и к концу 1770-х годов дом был готов. Он имел три этажа в высоту и одиннадцать осей в ширину, с центральным трехоконным ризалитом, то есть смотрелся примерно так же, как и теперь, хотя оформление фасада было конечно же иным и отсутствовал появившийся позднее балкон. Двухэтажный флигель дома, выходивший на Шпалерную, выглядел скромнее.