Владислав Лесков - Царевна

– Али ты куда спешишь, батюшка?

Голицын тяжело вздохнул:

– Куды мне теперь спешить-то Федор Леонтич?

– Ну, так и потерпи немного, чай не пахоту сеять.

Голицын скосился на остальных бояр. В глазах Нарышкиных читался страх. Причина его была видна издалека. Место, на котором стоял трон московских государей, сейчас было пусто. Стоило ли ему думать об обезглавленной России?

Нет Государя – нет и трона. Вместо него стояла маленькая резная табуретка, которую принесли из покоев дворца кто-то из слуг.

– Не бывало ранее такого! – осторожно шептались меж собой бояре.

– Что удумали Милославские?

Князь Василий Голицын ликовал:

– Нарышкиным конец. Вернут имения и вотчины, отнятые прежним царем Федором Алексеевичем. Но патриарх Иоаким еще в силе, и не отдаст Нарышкиных, за спасибо живешь. Патриарха нужно переизбрать. А кандидаты-то есть?

Голицин скривил лицо. У входа в думские палаты послышался шум.

Из дверей появился бирюч и грубым, но зычным голосом прокричал:

– Царевна Софья Алексеевна Романова, соправительница Государей Московских.

Софья прошла в думу и присела на табурет, что стоял вместо трона. Расправив полы платья, она посмотрела на собравшихся в Думе бояр. Царевна сразу догадалась, о чем шепчутся эти дородные, обрюзгшие от изобилия придворных яств, тучные детины с посохами в руках и высокими меховыми шапками.

– Здраве будьте, князья-бояре! – спокойно произнесла царевна.

Бояре встали и поклонились:

– И ты будь здрава, матушка царевна.

– Знаю причину кручины вашей, – продолжила она и указала на сдвоенный трон Московских государей, одиноко стоящий в стороне.

– Отныне править буду сама! – твердо произнесла она. А что трона нет бояре, так государство наше вроде, как в войне, в неустройстве своем.

А коли так, то, где ж вы видели, князья-бояре, чтобы царь с собой на войну трон брал. На табурете сидит, по-походному.

– А будет устройство в державе нашей и трон будет, – Софья улыбнулась.

– Верно, Федор Леонтич? – царевна пристально и с прищуром посмотрела на Шакловитого.Было в ее взгляде нечто такое от чего по спине думного дьяка пробежали не то кошки, не то тараканы.

– Все верно матушка, – согласно закивал Шакловитый.

– Принцесса Софья весьма остроумна, – подметил иноземный посол шепотом. Ловко она поставила на место этих зазнавшихся снобов бояр.

– Но ведь царевичи пока на троне, – оборвал его посланник английского короля.

– Сейчас узнаем, милорд, – усмехнулся немецкий посол. Во всяком случае, наши задачи в Московии не меняются, кто бы из сих особ сей тронне занял. Однако!?

– Однако, будет весьма прелюбопытно, – посланик английской короны лукаво ухмыльнулся.

Софья вновь взяла слово:

– Хочу объявить вам волю свою!

Бояре тут же насторожились и вокруг воцарилась тишина. Все с нетерпением ожидали решение Софьи.

– Федор Леонтич, неси указ!

Царевна подняла руку. Думный дьяк Шакловитый, шаркая по ковру каблуками сафьяновых сапог, устремился к царевне со свитком в руках.

– Сама зачту, – пояснила царевна, протягивая ладонь к свитку указа. Шакловитый спрятался за ее фигуру.

– С соизволения Господа нашего, беру в руки свои управление державой нашей единачально. Регентом и помощником в сем деле будет назначен наш первый человек, князь Василий Василич Голицын. Дума охнула. Бояре нервно заерзали на скамье. У многих из них были с Голицыным споры и тяжбы.

– В продолжении…! – царица обвела думу тяжелым взглядом. Хотя по ее голосу было видно, что ей и самой сейчас стало тяжело.

– В продолжении, царевич Петр Алексеевич с матерью своей бывшей царицей Натальей Нарышкиной удаляется со двора в село Преображенское, для их же здравия, и безопасности. Софья свернула свиток.

Патриарх Иоаким в углу от наглости такой заскрипел зубами. Но стрельцы были грозной силой. Игнорировать их требования, значит обречь себя на постриг и ссылку в дальнюю обитель. Патриархскривился и промолчал.

– Федор Леонтич, – произнесла царевна, – выйди на крыльцо, скажи стрелецким полкам, что воля их исполнена. Шакловитый засеменил к выходу. Он чуть было не вспоткнулся о порог, но вовремя поддернул полы кафтана, отороченные соболем, и выскочил на каменное крыльцо. Во дворе у думской палаты, собралось более двух тысяч царских стрельцов. Лица стрельцов были напряжены. Они ждали этого момента, потому и собрались на царском дворе. Сабли и пищали в их руках находились не дл смотра или парада. Стрельцы пришли изьявить свою волю, и надеялись услышать ответ власти на свои теребования. Шакловитый поморщился. Он еще помнил, какой грозной силой могут быть эти воины в красных кафтанах с пищалями наперевес.

– Стрельцы! – громко закричал Шакловитый. Толпа стихла, открыв рты.

В честь своего воцарения Царевна Софья Алексеевна жалует каждому из вас: по десяти рублев денег. Жалует вас званием придворной стражи. Ну и харчи, соответственно.

Стрельцы одобрительно гудели. Из их строя вырвался низкорослый толстяк и заорал:

– Слава царевне! Слава!

Стрельцы вздернули руки с оружием вверх:

– Слава царевне Софье!

Бояре в Думе испуганно съежились. Царевна пришла к власти на стрелецких штыках. Что она еще может удумать. Софья улыбнулась. Этот крик был ей милее всего сердцу.

А с опальным царевичем Петром и Нарышкиными будет время решить. Сейчас главное упрочить свое регентство над государством. Слабоумный братец Иван Алексеевич преградой не будет, он все же, Милославский. А раз так, то и опираться она может на всех Милославских. Ну и что, что баба, зато своя. А Нарышкиным быстро бороды повыдергивают. Царевна вышла из думы, оставив бояр наедине со своими мыслями и страхами. Сейчас все складывалось, как нельзя лучше. Думный боярин Артамон Матвеев и князь Михаил Долгорукий были мертвы. Нарышкины уже скорее мертвы, чем живы. Царевич Петр уедет в село Преображенское. Теперь ничего не мешает устроить личную жизнь. Царевна вспомнила, как еще в девичестве при царствовании своего брата Фёдора Алексеевича, они с сестрами тайком бегали смотреть театральные представления. Как это было загадочно и в то же время волшебно. И только маленькое оконце в стене отделяло ее от этих сильных и красивых шутов, балагуров и актеров. Этих античных героев, что спасали красивых женщин от лап чудовищ. Эта жуткая медуза Горгона и Одиссей. Геракл герой, сын Зевса и простой смертной женщины. Это пугало и очаровывало одновременно. Но теперь все в прошлом. Она царица этой огромной державы, а детские страхи остались позади. Ей больше не нужно ходить в одиночестве под каменными сводами Коломенского дворца, выглядывать в окна и с замиранием сердца рассуждать, что где-то там есть другая жизнь.